Елена Дарикович - Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона

— Да, я помню его. Хорошо помню. Про такие лица говорят «точеное», их мало портит даже старость.

— Но почему же, Холмс, этот «отменно красивый и изысканный джентльмен» так мало маскировал свое увечье, когда существуют, по крайней мере, две такие возможности, как темные очки или искусственный глаз? Ведь черная повязка — самая вопиющая из примет.

— Не знаю, Ватсон. Об этом я уже думал.

— Может, он подражал князю Потемхину или же самому фельдмаршалу Кутузоффу? — продемонстрировал я свои познания в военной истории.

— Не надо ходить за море, Ватсон, да еще так далеко, если только он не подражал адмиралу Нельсону, он мог с большим успехом подражать самому «Веселому Роджеру», каким его теперь любят изображать в книжках и журналах!

— Ха-ха-ха! Хорошая шутка, Холмс!

— Хотя, возможно, ему действительно нравилась вся эта изысканная компания одноглазых знаменитостей, Ватсон, и он хотел по праву ей принадлежать, потому и не стеснялся своего увечья и даже бравировал им.

— Пожалуй, лучше и не объяснить этой странности с повязкой, Холмс.

— Погодите, Ватсон, вот, кажется, и таинственный Билл! Так-так-так… и его приметы: высокого роста, сухощавый шатен, густые брови, глубоко посаженные глаза, лицо удлиненное, аскетичное, весьма выразительное, возраста неопределенного, где-то в пределах от сорока пяти до шестидесяти. Вам это кого-нибудь напоминает, Ватсон?

— Напоминает и даже очень…

— Кого же?

— Вас, Холмс! — брякнул я, недолго думая.

— П… пожалуй. Только, сдается мне, это все же не я.

— Ха-ха-ха!

— Погодите, Ватсон, смеяться.

— Может, это слуга Фил? Или камердинер? Или сам лорд? Может, старина Айк Бут? — продолжил я свои предположения.

— Только не все одновременно! В одном вы правы, друг мой, это весьма распространенный английский тип.

— Похоже на то.

— Но… постойте, Ватсон! Кажется, я что-то упустил…

Холмс согнулся пред лампой, заново пробегая глазами уже читанное, и вдруг, оторвавшись от картотеки, уставился на меня невидящими глазами. Какая-то внезапная догадка ошеломила его, и я понял, что гаданиям нашим пришел конец.

— Шрам, Ватсон!!! Шрам за левым ухом в виде двух когтей!

Вид у Холмса в эту минуту был совершенно потерянный. Похоже было, что он допустил какую-то очень серьезную промашку.

— Ватсон, я величайший на свете английский тугодум! Это же Билл Читатель! Дербиширское дело! — почти простонал он, вскакивая с места. — О!!! Я несчастный «скотлендярдовец»! Оружие! Быстро! Вопрос жизни и смерти!

Мы одновременно ринулись за револьверами, за нашими «виблеями», Холмс к комоду за «метрополием», я в свою спальню за «бульдогом», на ходу надевая сюртук, ухватил с этажерки пачку патронов и полетел к вешалке. Холмс, к этому времени уже скрылся за дверью черного хода. Я не мог действовать так стремительно; у него были мокасины, а у меня шнурки, и они никак не хотели завязываться. А тут еще некстати задребезжал входной звонок и миссис Хадсон доложила о посетителе. Я велел его звать, но думал, конечно, только о злополучных шнурках. Завязав наконец второй ботинок и разогнувшись, я… нос к носу столкнулся с нашим гостем. Радостно ему кивнув, я развел руками в знак извинения, но объяснять ничего не стал, так как сам в ту минуту мало что понимал. Чтобы не показаться окончательным невежей, я крикнул озадаченной миссис Хадсон, чтобы она напоила нашего гостя чаем, а сам, накинув плащ и схватив «Наших бьют», вылетел на улицу. Я не припомню такой гонки. Чтобы покрыть разрыв, возникший из-за проклятых шнурков, я должен был развить свою предельную скорость. Ветер свистел в ушах, как бывает только во время хорошего галопа. Правда, у меня было преимущество, так как Холмс все еще здорово хромал, и потому я его скоро нагнал. К нам уже катил кеб, и я, еще не отдышавшись как следует, спросил не из любопытства, которого в ту минуту не испытывал, а так, машинально:

— Куда мы?

Холмс горестно махнул рукой:

— Куда же еще, в замок, конечно!

Тут как раз подъехал кеб.

— Так не кстати ли вам будет повидаться с камердинером?

— Именно за этим мы туда и едем! — отрезал Холмс и так нетерпеливо рванул на себя дверцу, что едва не сорвал ее с петель.

— Но тогда…

— Садитесь, Ватсон, некогда! — поторопил он меня, пролезая в кеб.

— Но послушайте, Холмс…

— После, Ватсон, время не терпит!

— Да стойте же, Холмс! Это важно!!!

— Теперь все неважно, кроме камердинера.

— Но камердинер сидит у вас на диване и пьет ваш чай, если только еще не выпил! — отчеканил я, как мог более хладнокровно и внушительно.

— Что???

— Уверяю вас, Холмс, это так! Я столкнулся с ним нос к носу минуту тому назад!

— Так что же вы все время молчали, Ватсон!!!

— Я?! Мол-ча-ал???

— Быстрее! Он может уйти!

— От нас не уйдет!!! — крикнул я грозно и полетел к дому, яростно размахивая тростью.

— Вы черным, я парадным!!! — скомандовал Холмс.

Не знаю, что подумал о нас старик кебмен, что подумала тихая миссис Хадсон, если она в это время смотрела из окна, или другие наши соотечественники, но вид двух джентльменов, с воинственными криками летевших наперегонки по тихой Бейкер-стрит, думаю, надолго запечатлелся в их памяти. Когда мы один за другим ворвались в гостиную, у меня разом отлегло от сердца. Вопреки разыгравшемуся воображению я увидел вполне мирную картину: мистер Нортинг сидел на диване, вытянув на середину гостиной свои длинные ноги, и безмятежно предавался чтению, перед ним на подносе дымился только что заваренный чайник и стояла чистая чашка. Видимо, наш вид его озадачил, потому что, отложив в сторону моего «Доктора Джеккила и мистера Хайда», он поднялся и озабоченно спросил:

— Вам помочь, джентльмены?

Но так сразу ответить мы не могли, во-первых, нам требовалось отдышаться, во-вторых, собраться с мыслями. Мой друг был теперь похож на загнанную гончую, я, всего вероятней, на полумертвого бульдога. Но когда Холмс заговорил, голос его был тверд, и я не сразу заметил в его руке револьвер:

— Читаешь, Читатель?

И этот глуповатый вопрос, и сам выспренний тон Холмса просто ошеломили меня. Уж не сошел ли с ума мой бедный друг? Что такого подозрительного нашел он в этом благовоспитаннейшем человеке?

— Где мальчик? Где учитель? Я не спрашиваю, где лорд Фатрифорт… и твой дружок Бен Глаз, потому что мне это хорошо известно! — проговорил Холмс зловеще понизив голос.

И хотя эти чудовищные обвинения и вся эта мелодраматическая сцена явно поразили нашего гостя, но в несравненно меньшей степени, чем меня самого. Во всяком случае он лишь печально улыбнулся и произнес с большим достоинством, четко отчеканивая слова и умело выдерживая паузы:

— Уверен, джентльмены, что и молодой лорд Фатрифорт, и милейший мистер Торлин — в замке, и теперь… — камердинер не торопясь достал свой «Брегет», щелкнул крышкой, — …и теперь, по всей вероятности, ужинают.