Морис Левель - Ужас

Солнце начинало всходить, и за домами небо порозовело. Глаза его, открывшиеся сегодня в последний раз, смотрели, смотрели… Он сделал шаг, споткнулся, его поддержали. Священник прошептал:

– Господь да простит вас!

Прокурор обратился к нему дрожащим голосом:

– Не желаете ли вы сделать какое-нибудь заявление? Собрав последние силы, Кош открыл уже рот, чтобы закричать:

– Я невиновен!..

Уже его колени касались плахи, он посмотрел в сторону и вдруг, несмотря на державших его людей, несмотря на кандалы, отскочил назад с нечеловеческим криком:

– Там! Там! Там!

Его старались сдвинуть с места, заставить идти, но он точно застыл, точно прирос ногами к мостовой, сразу почувствовав какую-то исполинскую силу; он стоял, подавшись вперед, и продолжал отчаянно кричать:

– Там! Там!

В этом крике было что-то до того страшное и раздирающее, что даже палачи на секунду смутились. Священник взглянул по направлению его жеста, из толпы послышались крики ужаса.

Солдат, стоявший на караул, упал навзничь; двое мужчин и женщина старались пробиться сквозь толпу, которая уже могучим натиском свалила загородки и хлынула в пустое пространство, где приговоренный к смерти выбивался из рук державших его людей, не переставая реветь:

– Держите их! Вот убийцы! Там! Там! Священник бросился вперед с криком:

– Двое мужчин!.. Женщина!.. Держите! Держите…

Двадцать рук сразу схватили их. Один из мужчин выхватил нож. Женщина начала отчаянно кричать. Священник бросился к Кошу, обвил его руками и с мольбой обратился к прокурору:

– Во имя всего святого! Не трогайте этого человека…

Приговоренный стоял неподвижно. Крупные слезы катились по его изможденному лицу. Прокурор и пристав совещались между собой. Пристав нервно говорил:

– Я снимаю с себя всякую ответственность. Казнь в данную минуту немыслима. У меня нет достаточно людей, чтобы сдержать эту толпу, будет побоище. Умоляю вас, подумайте об этом…

Тогда прокурор пробормотал:

– …Уведите обратно приговоренного.

Странная психология толпы! Все эти люди, прибежавшие сюда, чтобы увидеть, как умирает человек, вдруг заревели от радости, когда вырвали жертву у палача.

Вот что, собственно говоря, произошло. В тот момент, когда Кош уже поднимался на эшафот, он увидел в первом ряду зрителей тех двух мужчин и женщину, которых встретил в ночь убийства. Этой секунды, показавшейся ему целой вечностью, было для него достаточно: черты их слишком хорошо врезались в его памяти, чтобы он мог не узнать их. Он сразу узнал рыжие волосы женщины, искривленный рот одного из мужчин и обезображенное страшным шрамом лицо другого.

Что заставило их прийти сюда, чтобы увидеть казнь невинного человека, искупавшего их вину? Говорят, что в дни смертных казней все те, которых в будущем ожидает такая же участь, приходят, чтобы поучиться умирать. К желанию посмотреть, в данном случае, конечно, примешивалось зверское удовольствие при мысли о полной своей безопасности и безнаказанности…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Когда их схватили, они вначале пытались отрицать свою вину, но к Кошу уже вернулся вполне рассудок и самообладание. Его точные показания, подробности относительно их встречи, даже сделанное им описание раны одного из них – все это привело их в замешательство, выдало их… Женщина созналась первая; за ней мужчины, и повторилась обычная возмутительная сцена сообщников, сваливающих друг на друга вину. В их лачуге были найдены почти все украденные вещи и нож, которым был зарезан старик. Тогда необычайное приключение Коша сделалось понятным, и через несколько дней он был выпущен на свободу – не оправданный законом, но освобожденный в ожидании, пока кассационный суд пересмотрит его дело…

Когда он в первый раз очутился один на улице, на свободе, у него закружилась голова, и он заплакал.

Была ранняя весна, все сияло вокруг. Никогда еще жизнь не казалась ему так легка и прекрасна! Он содрогнулся при мысли об ужасной драме, пережитой им, о красоте, о прелести всего того, что он едва не потерял, о той пропасти безумия, в которой чуть не погиб его разум. Глядя на распускающиеся почки деревьев, на блестящую молодую траву лужаек и беспредельное небо, по которому плыли легкие облака, он понял, что ему мало будет всей остающейся ему жизни, чтобы налюбоваться на все это, и улыбнулся с бесконечной жалостью, подумав, что ничто: ни богатство, ни слава – не стоят того, чтобы из-за обладания ими рисковать простой радостью наслаждения жизнью.