Таисия Кольт - Тайна Шато де Виль

Но идиллия продолжалась недолго: месье Буше неожиданно покинул Шато де Виль, а за день до этого Жаку срочно пришлось уехать в Лондон. Между этими событиями, казалось бы, не было никакой связи, и Люси Дюбуа так и оставалась бы в неведении о дальнейшей судьбе Седрика Буше, если бы через неделю в замок не пришел полицейский – комиссар Фурнье – и не начал расспрашивать о недавно уехавшем госте.

Как сообщил в полиции племянник известного коллекционера, его дядя Седрик Буше должен был появиться на аукционе в Лондоне, но не приехал в назначенный день. Более того, после посещения Шато де Виль Буше не возвращался домой, и его местонахождение оставалось неизвестным. Странным было еще и то, что нумизмата никто не видел, после того как он покинул замок. Расследование его исчезновения поручили детективу комиссару Клоду Фурнье, уже немолодому служителю закона, проживавшему в пригороде Каора и возглавлявшему комиссариат маленького городка под названием Сальвьяк. В шато детектив появился с явным убеждением, что здесь каждый что-то скрывает, а факт пропажи состоятельного коллекционера должен быть возведен в ранг национальной трагедии.

Клод Фурнье обосновался в замке в кабинете покойного мужа мадам Дюбуа, где дотошный полицейский опросил всех домочадцев и сделал, казалось, совсем неутешительный для себя вывод: внезапный отъезд Жака Дюбуа как-то связан с исчезновением Седрика Буше. Так как Жак уехал из дома почти одновременно с месье Буше, комиссар тотчас зацепился за это и начал в чем-то подозревать молодого Дюбуа, хотя Люси была уверена, что ее сын совершенно ни при чем. Получив письмо от Жака, мадам Дюбуа без промедления сообщила комиссару о том, что ее сын скоро вернется из Лондона и обязательно ответит на любые вопросы комиссара, касающиеся месье Буше.

Но здоровье сына беспокоило мадам Дюбуа. Если он действительно поправляется, как он пишет, то зачем он тогда берет с собой эту сиделку? В доме сейчас не место посторонним, Фабрис Сенжан и его сестра – исключение. Николь Сенжан приехала из Парижа после длительных гастролей, и ей совсем негде было остановиться, поэтому архитектор и попросил мадам Дюбуа приютить его сестру на некоторое время.

Николь была на редкость красивой и обаятельной девушкой. Умение ладить с людьми, видимо, достались ей и Фабрису от родителей, так как именно это, а не внешность, делало их похожими друг на друга. Девушка принадлежала к труппе театра в Париже и постоянно гастролировала, отчего мало задумывалась о будущем и оседлой жизни и всегда с веселой беззаботностью говорила о себе. Своей непосредственностью и энергией она была так не похожа на Анабель, которая обычно снисходительно улыбалась, слушая невероятные рассуждения Николь о жизни в целом и о мужчинах в частности. Мадемуазель Сенжан была образцом независимой женщины, свободно мыслящей и действующей раскованно и непринужденно, что несколько шокировало современное общество. Всякому становилось понятно, что мадемуазель Сенжан не спешит связать себя узами брака и дорожит своей свободой, которую не променяет ни за что на свете.

Выглянув в окно, мадам Дюбуа увидела полицейского в парке и тяжело вздохнула. Несмотря на то что вся территория вокруг замка за последние две недели была тщательно осмотрена, полицейские продолжали искать. Уже, конечно, без особого рвения, просто чтобы показать комиссару, что они честно выполняют свой долг. Детектив Фурнье, по всей видимости, не желал сдаваться и признавать, что он так и не нашел ни единого следа, по которому можно было определить местоположение пропавшего коллекционера. Никто так и не мог ответить на вопрос, что же случилось с Седриком Буше, и его исчезновение все еще оставалось тайной за семью печатями.

Вообще, этот комиссар Фурнье сразу не понравился Люси Дюбуа. Внешне он чем-то напоминал священника из их прихода, который всегда мило улыбался и проявлял любезность, но при этом его слова были острыми, как кинжал, и могли уколоть любого самым безжалостным образом. Фурнье, как и тот священник, смотрел всегда слишком пристально, отчего женщине казалось, что он читает ее мысли и пытается предугадать ее действия. Детектив и его люди совали нос повсюду, и их присутствие становилось все более и более невыносимым.

Но времени совсем не оставалось, нужно было подготовиться к приезду сына и его сиделки. Что из этого выйдет, мадам Дюбуа не знала, но она по-настоящему боялась. И страх ее усиливался с каждым днем.

Когда я получил от матери ответное письмо, на душе у меня стало спокойнее. Я знал, что она сможет оказать мне поддержку и встретит нас наилучшим образом. Мне оставалось провести в больнице еще несколько дней, и мы с миссис Бланш могли ехать. Память понемногу возвращалась ко мне, но в основном я понимал это из своих снов, большая часть которых были кошмарами. Я просыпался в поту, не смея открыть глаза, чтобы не увидеть на своих руках кровь. Сестра Бланш посоветовала мне вести дневник и записывать все, что мне снилось, даже ночью, если я вдруг просыпался, так как уже утром я обычно ничего не мог вспомнить. Поначалу мне не удавалось толком описывать свои видения, но постепенно я привык к этому, и мои записи стали приобретать стройный и логичный характер. Иногда мы вместе перечитывали написанное, а Присцила вносила некоторые важные заметки в свой блокнот. Мы договорились, что она будет фиксировать все, что будет происходить со мной, и, если потребуется, потом отдаст эти записи полиции.

Мне было удивительно легко в обществе этой девушки. Казалось, что мы знакомы с ней уже много-много лет. Хотя внешне Присцила не была похожа на мою сестру, чем-то она мне ее сильно напоминала. Сестра Бланш была замужем, и я иногда завидовал ее мужу: мне редко удавалось встретить женщину с таким острым умом и сильно развитой интуицией. Я сам не ожидал, что медсестра согласится содействовать моему плану – мы едва знали друг друга – но, видимо, миссис Бланш почувствовала во мне родственную душу, поэтому не смогла отказать в помощи.

Часы в больнице тянулись утомительно долго. Я коротал время, пытаясь воссоздать в голове подробности своей жизни и выяснить, почему я оказался в такой непростой ситуации. Самые сильные воспоминания были связаны с сестрой и матерью, отца я почти не знал: он умер, когда мы с Анабель были еще детьми. Мне тогда было семь, а ей – четыре, мы оба сильно плакали на похоронах, и больше всего на свете мне не хотелось, чтобы мама снова вышла замуж. Помню, как каждый вечер перед сном я просил ее, чтобы она пообещала мне никогда больше не выходить замуж, так как я не представлял себе, как смогу называть отцом чужого мне человека.

Сейчас я много думал об этом и начал понимать, как тяжело было моей матери: с одной стороны была она сама, такая молодая, полная жизни и еще так жаждущая счастья, а с другой – я, маленький мальчик, ее горячо любимый сын, который отчаянно сопротивлялся ее возможному замужеству в будущем. И, конечно, мама выбрала меня. Впоследствии я больше не слышал от нее разговоров о браке или мужчине, который бы ей нравился; мой отец всегда оставался единственным любимым человеком в ее жизни. По крайней мере, я всегда так думал.