Росс Макдональд - Насмешливый лик Смерти

― Чью одежду?

Ее пальцы впились в мое тело. Ощущение было странное и неприятное, как будто меня уцепила ветка маленького колючего дерева. Я высвободился.

― Вы знаете его, Уна, золотого мальчика, с которым крутила Бесс. Кто-то сжег Хейса и одел его в одежду Синглтона, чтобы создать видимость, будто Синглтон умер сегодня утром. Но нам-то известно, что это не так, ведь правда?

― Если вы думаете, что такое мог сделать Лео, вы сумасшедший.

― Удивляюсь, что в вашем семействе еще в ходу это слово.

Ее взгляд, не отрывавшийся от моего лица, скользнул в сторону. Она сказала, опустив голову:

― Сегодня утром Лео был дома в кровати. Это может подтвердить сиделка. Лео тяжело болен.

― Паранойя? ― по слогам произнес я.

Ее невозмутимость лопнула, как воздушный шарик.

― Чертовы брехуны из клиники! Они уверяли, что хранят профессиональные тайны. Я им покажу профессиональные тайны, когда они пришлют мне очередной счет.

― Клиника тут ни при чем. Я видел достаточно психически ненормальных преступников, чтобы узнавать параноические симптомы.

― Но вы не видели моего брата.

Я не стал отвечать на незаданный вопрос.

― Я собираюсь повидаться с ним сейчас, в вашем присутствии.

― Я хорошо забочусь о Лео, ― вдруг выкрикнула она, ― нанимаю лучших сиделок, обеспечиваю лучший уход! Каждый день его приходит осматривать доктор. Я расстилаюсь перед этим человеком, готовлю ему то, что он любит, спумони, минестроне. Когда нужно, я кормлю его из собственных рук. ― Она усилием воли остановила рвущиеся наружу слова и отвернулась, устыдившись заботливой старой женщины, вытеснившей другие ее ипостаси.

Я взял ее за жесткий локоть и повел к дому. Красночерепичная крыша скрыла от нас солнце. Я поднял голову к зарешеченному окну, за которым Лео Дюрано получал лучший уход, и в моих ушах, как многократно отраженное от стены эхо, зазвучало одно слово.

За парадной дверью была чугунная винтовая лестница, ведущая на второй этаж. Уна взобралась на нее и повела меня по длинному пыльному коридору. Почти в самом его конце, в кресле, стоявшем у закрытой двери, сидел толстый молодой человек в белом халате.

Мое появление всполошило его.

― Доктор? ― спросил он Уну.

― Просто посетитель.

Молодой человек затряс щеками.

― Я не советовал бы, мисс Дюрано. Сегодня он был неуправляем. Мне пришлось его усмирять.

― Открой дверь, Дональд.

Он вытащил из кармана ключ. В комнате не было никакой мебели, кроме голой железной кровати и выпотрошенного кресла-качалки на платформе, привинченной к полу. С карниза над забранным решеткой окном свисали обрывки занавесок. На стенной штукатурке темнели отпечатки ладоней и вмятины, похоже, от ударов кулаками. Дубовая дверь была изнутри разбита и зачинена простыми дубовыми досками.

В дальнем углу на полу сидел, привалившись к стене, Дюрано. Его сложенные на коленях руки были замотаны кожаным смирительным ремнем, на котором виднелись следы зубов. Он глядел на нас через путаницу сальных черных волосы, падавших ему на лоб. Его кровоточащий рот открывался и закрывался, пытаясь что-то выговорить. Я разобрал слово: «Прости».

Уна подбежала к нему и неуклюже опустилась на защищенные брюками колени.

― Мы плохо с тобой обращаемся, Лео. Прости меня. ― Она притянула его голову к своему железному торсу.

― Прощаю, ― пробормотал он. ― Я прощаю себя. Освобождаю без обвинения. Я сказал тряпичникам, вы не можете выпереть честного человека, сына честного человека, я сказал им, что делаю дело отца.

Сжав ладонями бессмысленно булькающую голову, Уна с презрением посмотрела на меня.

― И это несчастный, который совершил сегодня утром убийство, да? Скажи ему, Дональд, где был сегодня утром Лео.

Дональд с трудом проглотил слюну:

― Полиция?

― Близко к тому, ― сказал я.

― Он был в этой комнате. Всю ночь и все утро. Каждую ночь и каждое утро. Дюрано теперь нечасто выходит в свет.

― Заткнись, ты. ― Уна оставила своего брата и наскочила на Дональда. ― Брось свои шуточки, жирное рыло. Ты ему в подметки не годишься, даже такому. Тебе бы до сих пор выливать ночные горшки за шестьдесят в месяц, если бы не Лео Дюрано. Для тебя господин.

Он попятился от нее, покраснев и съежившись, как забитая мужем жена.

― Вы задали мне вопрос, мисс Дюрано.

― Заткнись. ― Она пронеслась мимо него, как маленький холодный вихрь, и вылетела за дверь.

Я сказал:

― Дональд. А в субботу вечером две недели назад Дюрано был в своей комнате?

― Я тогда отсутствовал. В субботу вечером мы обычно выходные.

― Мы?

― Я и Люси, но теперь она уволилась. За вчерашнее дежурство мисс Дюрано заплатила мне особо. Вчера его нельзя было оставить, он буйствовал.

― Вы идете? ― крикнула Уна с верхних ступенек лестницы.

Она привела меня в знакомую мне комнату с окном на море. Весь западный небосклон уже полыхал пожаром, пожиравшим края залива. Вдалеке, там, где берег изгибался, несколько пловцов качались, как спички, на кровавых волнах прибоя. Я сел в кресло у боковой стены, откуда можно было наблюдать за комнатой, дверью и окном.

Рассматривая комнату изнутри при дневном свете, я убедился, что она просторная и по-старомодному красивая. Приведенная в порядок, она была бы вообще великолепна. Но ковры и мебель заросли пылью, повсюду валялись неделями не убираемые отходы: рваные журналы и скомканные газеты, сигаретные окурки и немытые тарелки. Ваза с гниющими фруктами кишела мушками. Вьющиеся растения поникли и засохли. С потолка свисали лохмотья паутины. Это была римская вилла, захваченная вандалами.

Уна присела за карточный столик у окна. Карты, которыми они с Дональдом играли вчера вечером, были раскиданы по всей столешнице вперемешку с картофельными чипсами. Тут же стояли два мутных стакана. Уна начала одной рукой собирать карты.

― Давно ли Лео лишился рассудка? ― спросил я.

― Какое это имеет значение? Вы знаете, что он не убивал Хейса.

― Хейс не единственный.

― Ну, Люси Чэмпион. Он не причинил бы Люси вреда. Они прекрасно ладили, пока она не ушла. Надо отдать ей должное, Люси была отличной сиделкой.

― Но вы не поэтому так жаждали ее вернуть.

― Разве? ― Ее усмешка была горькой, как полынь.

― Так с каких пор он невменяем?

― С первого дня этого года. Лео окончательно сошел с ума на новогодней вечеринке в «Дайеле». Это ночной клуб в Детройте. Он стал требовать, чтобы оркестр снова и снова играл отрывок из какой-то оперы. Они три раза сыграли и больше ни в какую. Лео закричал, что они оскорбляют великого итальянского композитора. Собирался застрелить дирижера. Я вовремя его остановила. Это был канун Нового года, и все решили, что он набрался. Только я сразу поняла, в чем дело. Я наблюдала за ним с лета. Весь прошлый год он мучился головными болями и чуть что взрывался. Его выводила из себя Бесс. Ему не надо было принимать ее назад. Они сцеплялись, как дикие кошки. Потом он начал терять память. Дошло до того, что он забывал имена своих сборщиков.