Жорж Сименон - Мари из Порт-ан-Бессена

— Вот как?

— Я не ревную… Я знаю Мари…

— Ну и?..

Он посмотрел на нее с таким видом, будто собирался ее ударить.

— И ничего… Что с тобой?.. Каждый раз, как говорят о Мари…

— Это я о ней говорю, да?

— Я хотела сказать…

— Ну так заткнись!.. Ты раздражаешь меня, черт побери!..

И потом, после молчания:

— Ты не спросила ее, каким поездом она приедет…

Он все предусмотрел; словом, это было достаточно гадко. Шателар не имел оснований гордиться собой, но это ему было безразлично. Он поднялся раньше, чем обычно, и тщательно выбрился. Словно молодой человек, он даже сменил белье и тайком бросил взгляд на Одиль: заметила она это или нет.

Они никогда друг с другом не говорили о Марселе, но этим утром речь шла только о нем.

— Что он говорит?.. Как у него дела?.. Когда он сможет убраться отсюда?..

Что он собирается делать?..

Он хитрил, разумеется! Все это говорилось лишь для того, чтобы произнести совсем другие слова, и он произнес их, отвернувшись, потому что его собственное отражение в зеркале ему не понравилось.

— Нужно, чтобы ты сейчас с ним поговорила… Да!.. Заметь, что речь не идет о том, чтобы выгнать его вон… Ну, не перебивай, погоди, дай мне сказать!.. Значит, спроси у него половчей… Попытайся узнать, какие у него планы…

— Но…

— Не перебивай меня… Ты сделаешь то, что я тебе скажу… Ты поднимешься и…

Говоря таким образом, он с необычайной ясностью думал о Мари.

Тем хуже! Именно так! Если бы она не вела себя столь глупо и он вел бы себя по-другому.

— Я, наверное, могла бы пойти встретить сестру на вокзал…

— Не трудись… Она сама найдет дорогу…

— Что я должна ей сказать?

— Ничего… Что ты рада ее видеть…

— Ты что, хочешь, чтобы она здесь работала?

— Я? Мне это абсолютно все равно…

— А если она об этом со мной заговорит?..

Он думал о времени прибытия поезда. Он знал, что поезд только что прибыл, что Мари должна уже выйти из вокзала и направиться к набережной. Он все рассчитал с точностью почти до минуты. Он небрежно ронял:

— Я спущусь вниз… До скорого… Если Мари приедет, я скажу, чтобы она поднялась к тебе…

Он прошел в кафе и профессиональным жестом подровнял стулья.

Как специально, это утро было солнечным. Солнце было желтым, но все-таки оно было. Видимые только со спины люди выстроились на краю набережной и наблюдали за траулером, возвращающимся в порт.

Шателар ходил взад и вперед. Он исподлобья бросал взгляды на кассиршу, зная, что она сердится на него и что она права.

— Все еще сердитесь? — шутливо спросил он.

— Я не сержусь. Вы мой хозяин и имеете право делать мне замечания. Но…

— Но?

— Я уже не ребенок (еще бы! у нее даже росли усы!), когда мне хотят что-то сказать, я предпочитаю, чтобы…

— …этого не говорили при всех, — закончил он.

При этих словах он едва заметно вздрогнул, потому что в зеркало увидел, как открывалась дверь. Это она! Мари! Он напряженно думал о ней и, однако, совсем не ожидал, что она будет вот так выглядеть.

Это было смешно, поскольку не предполагал же он, что она приедет в Шербур в своих сабо, переднике и с взлохмаченной головой!

И тем не менее! Она изменилась: это была маленькая забавная особа в черном костюме, обрисовывавшем ее четкими линиями, с дорожной сумкой, которую она с достоинством держала перед собой.

Было странно видеть ее здесь с визитом, направляющуюся к гарсону, поскольку она не видела Шателара, и вежливо спрашивающую:

— Скажите, мадам Ле Флем здесь?

Она могла тут задать этот вопрос любому и не получить ответа, потому что даже Шателар не знал, что Одиль носила фамилию Ле Флем. Он засмеялся и шагнул вперед. Веселье переполняло его. Из-за этого он позабыл о гадкой ловушке, которую подготовил.

— Здравствуй, Мари!

— Здравствуйте, мсье…

Вот это да! Она назвала его мсье. Впрочем, как же она могла назвать его иначе? Ведь не Шателаром же, не Анри, не свояком! Так как!

— Моя сестра здесь?

— О да, прекрасное дитя!.. Она наверху и ждет вас…

Эмиль! Проводите мадмуазель в комнаты…

Она была красива! Вот так! Теперь он не сомневался, что она красива! У него сразу возникло именно такое ощущение. Это была уже не та Мари, которую он знал в Порт-ан-Бессене. Она предстала маленькой личностью, которая знает что хочет, и, следуя за гарсоном, казалась дамой, наносящей визит.

Она, вероятно, не ожидала, что Шателар так легко отпустит ее. Неплохо он сказал! Проводите мадмуазель в комнаты…

Ха-ха! Как будто бы она не интересовала его ни в малейшей степени! Что у него общего с ней? Она приехала повидать свою сестру, разве не так? Ну, пусть они и устраиваются вдвоем!

Его глаза смеялись. У него появилось желание шутить. Он вернулся к стойке.

— О чем мы говорили, милейшая мадам Блан?

— Вы этого хотите?

— А как же!

— Я говорила, что я не ребенок и желала бы в дальнейшем…

Его распирала радость. Это появление Мари здесь, в пустом кафе, неслыханное событие! Он смотрел на дверь, и ему казалось, что дверь открывается, а за ней вырисовывается маленькая фигурка девушки. Все так и было! Впервые она явилась ему, как девушка из хорошей семьи.

Черт возьми, а разве она не была такой?

— Я вас слушаю, мадам Блан…

— Разве? Я бы этого не сказала…

Он прошел за стойку и стал обдумывать, что бы ему выпить для приятного ощущения во рту. Он взял одну бутылку, потом другую и в конце концов промочил горло старым портвейном.

Нужно было бы подождать еще, но немного, иначе это показалось бы неестественным. Он вышел на порог, чтобы освежиться. Там было чудесно.

Какая-то женщина толкала тележку, полную мерланов, и тележка оставляла за собой мокрые следы.

Наверху они, должно быть, рассказывают друг другу свои незатейливые истории. Во всяком случае. Мари приехала! Однако она, вероятно, догадывалась, что это он заставил Одиль позвонить по телефону. В этом случае то, как он это сделал и чем гордился, ее непременно удивило бы.

— Опусти немного большой тент, Эмиль… Если меня будут спрашивать, меня нет ни для кого… А! Чуть не забыл… Приготовь двух цыплят пожирнее…

Он поднялся по лестнице. Его глаза все еще смеялись, но делал он это уже с усилием. Он вынужден был сказать себе вполголоса:

— Тем хуже для нее!..

Он на мгновение остановился перед дверью и прислушался. Одиль говорила:

— …у него ни на грош злости…

Но, может быть, говорили и не о нем. Они могли обсуждать Марселя.

Одиль разгуливала в ночной рубашке и босиком. Она открыла свой гардероб, без сомнения, чтобы показать сестре свои туалеты. Мари же сидела в костюме, но сняла шляпу, которая, очевидно, была ей мала, потому что на лбу у нее виднелся красноватый след.

— Видишь, она приехала… — сказала очень довольная Одиль.