Жорж Сименон - Мари из Порт-ан-Бессена

Его отец ничего не сказал и не дотронулся до него. Он повернулся и возвратился в кухню, где снова принялся за приготовление еды. Картофель почти сгорел, вскоре такой же запах пошел и от рыбы.

Наконец он откашлялся и произнес:

— Не встанешь ли поесть со мной. Марсель?

Третье судно в гавани сиреной требовало прохода под мостом. И Мари заявила в темноту:

— Если ты не дашь мне побольше места, я вернусь жить в кафе!..

Это случалось все чаще и чаще, и Эмиль, гарсон, уже издалека узнавал еще не законченный рисунок. Люди, как обычно, разговаривали с Шателаром, посетители приглашали его выпить стаканчик, и он охотнее, чем раньше, присаживался к ним за столики.

Он, должно быть, совсем не слушал, что ему говорили, потому что, присев за столик, сразу же отыскивал в одном из карманов огрызок карандаша и начинал рисовать на крышке стола — всегда одно и то же, всегда одинаково.

Сначала появлялся круг, разомкнутый вверху и соединяющийся нижней частью через что-то, напоминающее коридор, с квадратом.

Двумя месяцами ранее, если, на свое несчастье, один из гарсонов забывал стереть подобный рисунок со столика, ему уже через пять минут после ухода клиента была бы устроена головомойка с обычным: «Вы думаете, что здесь жалкая забегаловка для картежников?»

По правде говоря, Эмиль не понимал смысла рисунка. Мадам Блан тем более.

Особенно потому, что в некоторых местах рисунка было разбросано много мелких треугольников, и они не могли догадаться, что эти треугольники означали.

Между тем все это вместе был Портан-Бессен с его аванпортом, каналом, перекрытым разводным мостом, и внутренней гаванью.

Все происходящее не придавало Шателару твердости, В его настроении чувствовалась вялость, и он уже давно не взрывался от свойственного ему сильного гнева.

Нельзя было сказать, что он много пьет. Его дядюшка, бывший владельцем кафе до него, тот — да, был большим любителем выпить, и то с одним, то с другим, как бы походя, глотал по двадцать аперитивов в день, не считая рюмок ликера после кофе.

Раньше Шателар брал себе лишь минеральную воду.

Теперь же он изменил привычки и пил пиво, вино, портвейн, да еще неоднократно повторяя все это.

Тем не менее он не был пьян, когда принялся за мадам Блан. Наступил поздний вечер, и кафе закрывалось. Она подсчитывала выручку, складывая монеты столбиком и закручивая их потом в бумагу. Он с иронией смотрел, как она делает эти столбики; так же он мог бы смотреть, например, на старика, играющего вишневыми косточками.

— Скажите-ка, мадам Блан…

— Слушаю вас, мсье Шателар…

— Когда вы выходили замуж…

Она живо подняла голову, потому что ее удивило это слово, пробудило в ней какие-то воспоминания.

— …или, если хотите, до того, как вы вышли замуж, до того, как вы познакомились с вашим мужем, что вы хотели от супружества?

Она внимательно слушала, нахмурив брови.

— Что я хотела от супружества? Что-то я не понимаю…

Он стоял тут же, в непринужденной позе, поставив локти на высокую кассу, в то время как гарсоны крутились в пустом зале, где до сих пор слоями стоял дым от всех выкуренных за день трубок и сигарет.

— Да… Есть такие, кто хочет выйти за инженера, врача, другие — за почтальона… А вы?

Она предприняла искреннюю попытку взглянуть в прошлое, но все было напрасно.

— Право слово, не могу вам сказать… Офицеры мне казались такими нарядными, но чтобы из-за этого выходить за них замуж…

— Ну хорошо! Вы не знали точно… Тогда скажите мне, каким вам представлялось будущее…

— Я вас уверяю, мсье Шателар, что…

— Вы прекрасно представляли себе будущее, черт возьми! Все представляют себе будущее! Вы хотели жить в деревне с курицами и свиньями?

— Нет…

— Так вы хотели иметь замок с тридцатью слугами или колбасную лавку и мужа-колбасника?

Она смеялась, но он оставался серьезным.

— Теперь-то вы понимаете, что я хочу сказать? Ведь есть такие, кто хочет всего лишь розовый домик с гаражом и кухню с фаянсовым кафелем.

— Для меня это не имело значения, — вздохнула мадам Блан. — Когда я выходила замуж, мой муж работал крупье, и мы меняли город каждый сезон…

— Вот как! Вы вышли замуж за крупье?

Это навело его на какие-то размышления. Он украдкой поглядывал на кассиршу.

— Он им больше не работает, — снова вздохнула она, — из-за язвы желудка.

У крупье, как вы понимаете, не может быть…

— Это точно!

— Он сейчас ночной сторож, хотя…

Нет, пьяным он не был, но его взгляд, бродящий по залу со сдвинутыми стульями, был мутным, и он внезапно спросил:

— Вам не противно провести всю вашу жизнь, подавая выпивку, говоря «спасибо» клиентам, выпроваживая их?

— Но, мсье Шателар…

— Да это я себя спрашиваю, не противно ли мне.

Вслед за этим он оставил ее и с действительно брезгливым видом поднялся к себе, где стал раздеваться, один, в комнате с зеркальным шкафом.

Назавтра он принялся за то же самое, выбрав того из гарсонов, который походил на президента Республики. Тот был весьма робок и даже вздрогнул, увидев внезапно появившегося хозяина, который спросил, подозрительно глядя на него:

— Вы женаты?

— Да, мсье…

— Почему?

Шателар прямо-таки впитывал его малейшие непроизвольные движения, словно желая выпытать тяжкую тайну.

— Но, мсье…

— Ваша жена красива?

— В свое время она была не хуже других, но пятеро ребятишек…

Шателар серьезно повторил:

— Пятеро ребятишек, да…

Он повернулся на каблуках и оставил на месте ошеломленного гарсона, спрашивающего себя — так ли он ответил, как следовало.

Шателар производил впечатление человека скучающего, все делающего без убежденности, как будто выпавшего из своей собственной жизни. Даже когда он, руки в карманах, шел на набережную смотреть корабли… С ним заговаривали, и он вздрагивал, изумленный, почти испуганный.

В тот день Эмиль дважды видел, как он, склонившись над стойкой, опрокидывал в глотку стаканчик, так что Эмиль почти не удивился случившемуся вечером инциденту.

Не такой уж серьезный инцидент, но весьма показательный для всякого, кто хоть немного знал порядки в ресторане. Именно Эмилю, безусловно самому опытному гарсону, какой-то ворчливый клиент вернул порцию соля, утверждая, что рыба несвежая. Эмиль, как и было заведено, с достоинством забрал рыбу и направился за подтверждением к Шателару. Тот в это время ел за первым столиком у стойки.

— Что это такое? — спросил он.

— Клиент утверждает, что рыба несвежая.

Если бы хоть он, как всегда за ужином, читал газету, можно было бы понять его рассеянность. Но нет! Он ответил с совершенно потерянным видом:

— Так что же вы хотите, чтобы я сделал? Я тут ни при чем…

— Но ведь и он…