Эрл Гарднер - Дело небрежной нимфы

– Вы имеете в виду убийство? – спокойно спросила Дороти.

Он рывком выпрямился на стуле. В его глазах появилось укоризненное выражение.

– Разумеется, нет. Я имел в виду самоубийство. Дороти, не разговаривайте со мной в таком тоне.

– Понятно, – сказала она, не замечая его просьбы.

– Однако, – продолжал он, – ее тело было найдено, вскрытие показало смерть от асфиксии в воде, и на этом все кончилось. А затем, по прошествии времени, мне звонит Пит Кадиц и говорит, что у него есть письмо, выброшенное за борт с моей яхты «Сейер-Белл». Я не придал его рассказу серьезного значения, подумал только, что это какая-нибудь шутка. Но, поскольку он взял на себя труд позвонить мне, я просил его принести мне это письмо, пообещав заплатить за проезд, и… вот так я попался.

Я не знал, что делать. И как раз собирался начать расследование этого дела, но тут явились вы и украли это письмо. Вы можете себе представить, в каком положении я оказался. Если бы это письмо появилось в газетах… словом, я, должно быть, потерял голову. Ведь гости видели, как вы выскочили в окно, держа что-то в руках. Они настаивали, чтобы я немедленно проверил, что у меня пропало, и известил полицию.

Я ужасно боялся, что полиция вас поймает и найдет у вас эту бутылку, но у меня не было выбора. Я не мог просто сидеть и уговаривать их: «Ничего особенного не пропало… Наверное, вору понадобилось просто несколько почтовых марок или что-нибудь в этом роде…» Черт возьми, я оказался в безвыходном положении, и мне пришлось вызвать полицию.

Но сначала мы, разумеется, попытались догнать вас. К тому времени, как мы заметили каноэ, я уже понимал, что должно было произойти, а когда мы прошли между всеми яхтами, что стояли на якорях, я увидел среди них и вашу и убедился, что не ошибся.

Мне нужно было сочинить какую-то историю для полиции, поэтому я им наплел про драгоценности, надеясь впоследствии как-нибудь уладить это дело.

– Вы взяли письмо на моей яхте? – спросила Дороти.

У него было мрачное лицо.

– Вы должны благодарить вашу счастливую звезду, что я взял его. Иначе вас не было бы в живых уже на другое утро. Я не привык, чтобы меня припирали к стенке, – а в этом деле, дорогая моя, на карту поставлена моя репутация.

– Что же вы хотите теперь от меня? – Она пыталась скрыть страх.

– Только узнать, кто был вашим сообщником, как вы узнали про это письмо, и быть уверенным в вашем молчании. И всего этого я надеюсь достичь наиболее доступными и надежными средствами, которые удовлетворили бы вас.

Его улыбка была заискивающей, но глаза смотрели холодно и беспощадно.

– Как вы узнали, где я спрятала бутылку?

– Простейшее из всех возможных мест, дорогая, – засмеялся он. – Во времена «сухого закона» мы, яхтсмены, всегда прятали спиртное в баках для свежей воды.

– Кстати, вернув письмо, вы могли бы не отдавать меня в руки полиции.

– Я не отдавал вас. Я просто заявил о каком-то воре – это я был вынужден сделать. И понятия не имел, что полиция найдет что-нибудь, что наведет их на ваш след. Я думал, что вы достаточно сообразительны, чтобы не оставлять улик.

Последние слова он произнес укоризненно, и она, вспылив, сказала в свое оправдание:

– Это из-за вашей собаки.

– Согласен, это была моя ошибка, – покаялся он. – Я содрогаюсь от мысли, что она сделала бы с вами, если бы напала на вас.

– Ну вот поэтому я и оставила купальное полотенце, – сказала она.

– Было слишком много свидетелей ограбления. И я не мог пойти на попятный после того, как вызвал полицию: я был вынужден идти дальше. И этот ваш проклятый адвокат! Почему вы обратились именно к нему, к этому Перри Мейсону?

– А что такое, почему он вам не нравится?

– Слышал, он чертовски умен.

– Поэтому я и обратилась к нему, а не к кому-то другому.

– Сегодня он меня буквально замучил. Конечно, эти проклятые драгоценности… В то время я и не сообразил, что они все перечислены в страховом полисе, но, как только Мейсон начал меня допрашивать относительно страховки, я понял, что пропал. Если бы я предъявил иск страховой компании, они сразу начали бы расследование, и… словом, я попался, и все тут. Если я теперь не предъявлю список, то буду обвинен в попытке получить деньги под фальшивым предлогом. Страховые компании не любят с этим шутить.

– А что произошло сегодня днем? – спросила она, стараясь тянуть время.

– Окружной прокурор задержал меня еще и после допроса, сказав, что ему не понравились мои ответы и что, если я не буду вести себя более разумно, он вообще прекратит дело. Тогда я вскочил, оттолкнул свой стул и разыграл небольшой спектакль, заявив, что я крупный налогоплательщик и мне должно оказываться большее уважение, что он может прекратить дело, так как это мне совершенно безразлично, что я достаточно насмотрелся на него в суде и знаю, что Перри Мейсон навьет из него веревок, а меня сделает посмешищем, так что мне наплевать на его советы. Потом я повернулся и ушел из их офиса.

– А что теперь? – спросила она.

– Теперь я хочу договориться с вами об условиях.

– Каких условиях?

– Как бизнесмен, я должен был бы сказать, что хочу поступить по справедливости, а затем постараться заплатить как можно меньше. Но сейчас я не чувствую себя бизнесменом, скорее кем-то вроде доброго дядюшки, который причинил вред кому-то, кого он по-настоящему любит… Так сколько же?..

– За что?

Он поднял руку и стал, загибая пальцы, отсчитывать:

– За полное перемирие. За абсолютное молчание с вашей стороны в отношении прессы. За имя вашего сообщника и за предание того письма полному забвению.

– Не думаю, что смогу это сделать. По-моему, это нечестно. И у меня не было никакого сообщника. Меня совершенно случайно подобрал какой-то человек в каноэ.

Он пристально поглядел на Дороти, и ей стало не по себе от этого изучающего взгляда.

– Письмо – фальшивка, – внушительно сказал он. – Можете мне поверить. Вам будет легче забыть о нем теперь?

– Откуда я знаю, что это – фальшивка?

– Я вам это докажу.

– Докажите, я вас слушаю.

– Не здесь. У меня нет с собой даже письма, не только доказательства. Но если вы дадите мне возможность, дорогая, я докажу, что это самая низкопробная фальшивка. И тогда вам ничто не помешает отнестись снисходительнее ко мне.

Она обдумывала его слова, устало прищурившись.

– И вы заплатите мне деньги?

– Конечно, дорогая, большую сумму… ну, скажем, равноценную причиненному вам ущербу. В конце концов, Дороти, хотя мы с вами не ладим, но я человек, которому можно верить.

Она отвернулась, чтобы не встречаться с его пытливыми глазами, и тут же ее взгляд упал на телефонный аппарат.

– Послушайте, вы нервничаете, вы расстроены и вы немного боитесь меня, ведь так? – сказал Джордж Олдер.