Уолтер Саттертуэйт - Клоунада

Тут полицейский допустил вторую промашку. Он заметил мою нерешительность и вскинул дубинку.

Я все еще был полон адреналина и сам дал маху. Я перехватил его руку с дубинкой и со всей силы ударил его под дых. Он только выдохнул «у-у-у-у-ф», согнулся, а я хватил его сзади кулаком по шее и повернулся к молодому полицейскому. Тот тоже было вскинул дубинку, не веря тому, что произошло у него на глазах. Я тоже не верил, но тем не менее двинул ему прямым хуком в челюсть. Он попятился к тротуару, а я пустился наутек.

Уже успела собраться толпа, кто-то норовил меня схватить, но мне удалось вырваться. Кто-то закричал, на этот раз мужчина. За спиной я услышал свистки.

— Алло!

— Инспектор?

— Господин Бомон! Вы что, рехнулись?

— Что, черт побери, происходит?

Я звонил из табачной лавки на левом берегу. Убежав с улицы дю Лувр, я нырнул в какой-то пригостиничный бар с боковым входом, замедлил бег, подобно пьянице из короткометражки Мака Сеннелта прошел через бар в холл и оттуда к главному гостиничному выходу. Швейцару дыра в моих брюках пришлась явно не по нраву, зато понравилась пятифранковая банкнота, которую он мигом сцапал и тотчас подозвал такси. Я влез в машину и сказал: «Бульвар Сен-Мишель». Когда мы добрались до места, я велел водителю остановиться у первой же вывески «Табак».

— Вас разыскивают, чтобы допросить, — сообщил мне инспектор. — С вашей стороны было очень глупо драться с офицерами. О чем только вы думали?

— По поводу чего допросить? — спросил я.

— Поступили сведения о драке, которую вы затеяли. Понимаете, что это значит? Когда вас найдут, с вами не станут… церемониться. Если вы сами придете в мой офис и сдадитесь, я, может, и сумею вам помочь.

— Ладно, — сказал я. — Так по поводу чего допросить?

— По поводу смерти Поля Требека.

— А кто такой Поль Требек?

— Человек, которого прошлой ночью нашли в канализации. Он был уже сутки как мертв. Свидетель показал на вас, когда речь зашла об убийце.

— Какой свидетель?

— Его брат.

— И что у вас есть? В смысле улик?

— На месте убийства нашли ваш пиджак.

— Этого не может быть, — сказал я, но, прежде чем успел договорить, сообразил, что такое вполне возможно. Ведь я бросил пиджак, брюки и прочую одежду в мусорную корзину в отеле, перед тем как мы с Ледоком перебрались на квартиру его приятельницы.

— Значит, — сказал я, — в «Викторианском» нашли мои штаны.

— Да, — подтвердил он. — И пятна на них в точности соответствовали пятнам на пиджаке. А ваше имя значится в регистрационной книге отеля.

— Зачем мне было оставлять пиджак в этой проклятой канализации?

— Я не знаю. Господин Бомон…

— Что делали Поль Требек с братом там, внизу?

— Он сказал, это была шутка.

— А почему я застрелил Требека?

— Брат не знает. Он говорит, вы появились и ни с того, ни с сего начали палить.

— Я был один? А то я запамятовал.

— Если верить брату, да.

Наверняка все состряпали Рейли и Лагранд. Возможно, Рейли специально не сказал Лагранду о Ледоке. Если так, то это очень мило с его стороны. Но ведь Ледок не размазывал Рейли головой о каменную стенку.

Или Лагранд решил разобраться с Ледоком по-другому.

Лагранд добыл улики в отеле, Рейли нашел тело. Стоит Лагранду захотеть, он может использовать и то, и другое. Может, не сунься я опять к Сибил Нортон, он бы не стал ничего предпринимать. Но пока у него есть улики против меня, я у него на крючке.

Вот почему он не стал тратить время на то, чтобы арестовать меня сразу, вот почему никто не караулил меня у дома Розы Форсайт. Как только он пожелает меня засадить, ему будет довольно предъявить труп и пиджак и бросить всю парижскую полицию на мои поиски.

— А оружие нашли? — спросил я.

— Канализацию до сих пор обшаривают из конца в конец.

И, возможно, разыщут «Уэбли». И потом окажется, что Требека убили именно из него, а не из пистолета Ледока. И, возможно, рано или поздно, как только полицейские меня сцапают, на пистолете обнаружатся мои отпечатки пальцев.

Если они не найдут «Уэбли», то найдут что-нибудь другое.

Впрочем, хорошая полицейская лаборатория может найти дыры в этом деле. Хороший адвокат может в суде развалить дело в пух и прах. Но люди, руководящие лабораторией, подчиняются Лагранду. И если Лагранд меня арестует, не думаю, что мне случится увидеть адвоката или дождаться суда.

— Господин Бомон, — сказал инспектор, — прошу вас, пожалуйста, сдайтесь. Довольно безрассудства. Ваш паспорт у нас. Вы не сможете покинуть страну. Вы даже не сможете уехать из Парижа. Вас повсюду ищут. Я сделаю все, что смогу. Даю вам слово.

Я поверил ему. Но он был полицейским, и тут я вспомнил слова Ледока о том, что полицейская телефонная линия прослушивается. И повесил трубку.

Я спрятался за углом и вскоре увидел, как подъехали три полицейские машины.

Я дважды менял такси, чтобы подъехать хотя бы метров на двести к дому, где была наша квартира. Остаток пути я прошел пешком. Мне повезло. Полицейских я не встретил. И когда наконец зашел в квартиру — было уже почти двенадцать часов, — Ледок уже ушел.

Я сел в гостиной и начал обдумывать сложившееся положение.

У телеграфа на меня, вероятнее всего, напали люди Рейли: Но как им удалось подогнать туда машину? Как они все это организовали?

Кто-нибудь из людей Рейли видел, как я вошел в здание и позвонил. «Дыра в стене» располагалась поблизости от улицы дю Лувр. Если Рейли использует забегаловку в качестве штаба, он мог послать машину к телеграфу, пока я стоял в очереди.

Но зачем? Ведь они с Лаграндом уже подготовили для меня ловушку.

Наверное, ловушка показалась Рейли недостаточно надежной. Лагранд мог ею не воспользоваться. Поэтому Рейли продолжал направлять своих людей на поиски в разные места. И если меня находят, то забывают про ловушку и расправляются со мной по обстоятельствам.

И они нашли-таки меня и расправились, вернее, попытались расправиться.

С одной стороны — Рейли, с другой — Лагранд. Для этого времени года во Франции становилось жарковато.

Я мог еще раз позвонить инспектору и сказать, что знаю о пожертвованиях Лагранда германской партии. Но доказательств у меня не было, а что значит мое слово, слово человека, подозреваемого в убийстве, против слова Лагранда. Подтвердит ли мои слова Вирджиния Рендалл, от которой я это узнал? Я ее совсем не знал и потому сомневался. Живя в Париже, она не могла не знать, насколько всесилен Лагранд.

В сложившихся обстоятельствах для меня лучше всего было бы поскорее убраться из Франции куда подальше. В чемодане у меня были фальшивый паспорт и куча денег.

Ехать на машине, даже если бы я сумел взять ее напрокат пли украсть, было почти невозможно. Я плохо ориентировался в городе, кроме того, здесь повсюду рыскали полицейские.