Дэвид Осборн - Убийство на острове Марты

Допотопный пикап Эсси стоял на грязной утрамбованной площадке у парадного входа. В последний мой приезд этот работяга доставил сюда огромный нейлоновый шар, аккуратно сложенный до размеров средней кушетки, тяжелую плетеную корзину-гондолу, вместительные полотняные мешки, в которых были упакованы емкости с бутаном, и горелку, предназначенную для нагревания воздуха.

Не успела я вылезти из машины, как из раздвижной летней двери появилась хозяйка и встала на плоский гранитный камень, служивший ей парадным крыльцом.

— Ура! Наконец-то! — воскликнула она, и подаренная мне улыбка сняла последние остатки дискомфорта, который я ощущала, памятуя, как несправедлива Эсси к Хедер. Мы обнялись и вошли в дом. Казалось, мы с ней расстались всего лишь пять минут, а не полтора месяца назад.

— Ну как дела? — спросила я. По телефону мы не обсуждали подробности сделки по продаже ею земли. Изобилующие лекарственными травами и полевыми цветами, эти два участка были последним, что оставалось от некогда обширной усадьбы ее отца, почтенного священнослужителя Пекка. Эсси проводила там целые дни, оставляя свой пикап у Оуэна Фулера, у которого она приобретала куриные яйца, маис, лодочное снаряжение и другие нужные в хозяйстве вещи, которые можно было найти среди хлама, скопившегося на его ферме, позади сарая, под затянутым паутиной навесом. Эсси жила на проценты с небольшой суммы, доставшейся ей в наследство; травы, которые она собирала и сдавала в бостонскую компанию, обеспечивали ей некоторый дополнительный доход; еще одним источником средств была ловля омаров.

— Распростилась, — ответила она с кривой усмешкой. — Я продала южный участок — там менее редкие травы. Новые хозяева вступят во владение только в середине ноября, так что у меня будет достаточно времени перенести все наиболее ценное на северное поле, либо сюда к дому. Они показали мне проект дома, который хотят построить: отвратительная современная коробка с «кафедральной» гостиной — дьявол их знает, что это такое. Правда, они собираются посадить вокруг нового дома деревья, и через несколько лет он уже не будет мозолить мне глаза.

На ней было все то же платье селянки неопределенного, ржавого, цвета и практичные башмаки «оксфорды», очень удобные в полете, прямые волосы свободно опускались на шею, и вся она была худая, жилистая, с продубленной ветрами и солнцем кожей. Как всегда, Эсси показалась мне частью почвы, на которой она выросла и укоренилась. Я знала, что значили для нее эти участки и как больно ей, наверное, было продавать один из них, но, увидев стопки журналов по аэронавтике и специальных технических ежегодников, лежащих на кухонном столе, где раньше была исключительно литература по растениеводству, я поняла, что Эсси вознаграждена с лихвой и ни о чем не жалеет.

Потом я вспомнила, как она освободила маленькую бабочку-голубянку, и подумала, что мы с ней тоже пленены, каждая по-своему: я — вдовая женщина, жертва социальных условностей, она — сирота при живых родителях, задавленная деспотом-отцом, фанатичным пресвитерианским священником, почти никогда не выпускавшим ее за пределы Острова. Одинокие ночи, с их безумными надеждами на лучшую долю; череда унылых дней в окружении людей с узким кругозором, ничего не видевших за пределами Острова… Я видела крайнюю нужду Эсси: ее «Пот-Поурри» давно нуждалась в ремонте, а ее сад — в расчистке. Но наше увлечение давало нам новые возможности — жить полной жизнью мы могли только там, в поднебесье.

Эсси вскипятила воду, заварила чай, и мы с ней предавались захватывающим воспоминаниям о своем последнем полете, когда мы опробовали новое снаряжение над Брендивайской долиной, в Пенсильвании. Мы тогда медленно скользили под облаками, а внизу разворачивался сельский ландшафт: сочная весенняя зелень, цветущие сады, пробудившиеся после зимней спячки фермы. Эсси взяла с собой бутылку «краг брута» и охладила ее в кулере. Ко времени приземления мы с ней вели себя будто расшалившиеся девчонки — пели и хохотали, как сумасшедшие. Сопровождавшая нас в джипе добровольная наземная группа явно не одобряла такого поведения, считая, что это непрофессионально, но мы не обращали на них внимания. То был незабываемый день. Теперь же наш, и только наш возлюбленный аэростат, заботливо упакованный, хранился вместе с гондолой и всем прочим в помещении гаража Эсси, неподалеку от ее дома, ближе к концу галечной косы.

Время летело незаметно. Но вот старые часы с кукушкой пробили пять, заставив меня вздрогнуть от неожиданности. Я заторопилась уезжать, и Эсси, зная, что мне надо подменить Хедер, в кои-то веки приняла это как неизбежное и отпустила меня, хотя с неохотой, но без колкостей. Я завела машину, помахала Эсси, стоявшей на белом гранитном пороге, энергично махая в ответ, и поехала по узкой дорожке между тесно обступившими ее деревьями. Свернув на Саут-роуд, я с силой нажала на акселератор. Если мне повезет и Отис Крэмм не засечет меня своим радаром, я буду в Эдгартауне без четверти шесть — еще до того, как Хедер начнет готовить обед. В мои планы входило повезти ее и детей в ресторан, а заодно и Элджера, если он, конечно, до нас снизойдет. Кто же мог думать, что мне было не суждено попасть в Эдгартаун раньше восьми часов?

Я миновала Битлбанг и выехала на Мидл-роуд. Подъезжая к Ти-лейн в Уэст-Тисбари, я вспомнила, что полицейская машина и «скорая помощь» свернули в этом направлении.

«Что же все-таки произошло?» — эта мысль не давала мне покоя. Впереди, у пересечения двух дорог показался замедливший ход знакомый автомобиль с опущенным верхом.

Я узнала его сразу. Он принадлежал Гленну Ротенбергу, молодому врачу из Бостона, который каждое лето приезжал на Остров. Местный госпиталь предоставлял в его распоряжение небольшой коттедж, а он взамен этого помогал патологоанатому. Последние три года его обычно видели в обществе молодой актрисы, Саманты Сандерсон, уверенной в себе и весьма эмансипированной особы. Пять лет тому назад она основала здесь акционерную театральную компанию «Раковина моллюска», заняв под нее старый сарай неподалеку от порта. Театр действовал только в летний сезон.

Что-то подсказало мне, что Ротенберг, вероятно, направляется к Грейс Чедвик: в последние несколько лет он частенько доставлял ее на своей машине в город либо подвозил до дому. Я все еще не связывала его появление здесь со «скорой помощью». В зеркало заднего обозрения мне было видно, что дорога позади свободна. В тот самый момент, когда он собирался свернуть на Ти-лейн, я поравнялась с его машиной и высунулась из окна дверцы.

— Добрый день, доктор Ротенберг!

— Маргарет! Какими судьбами? Как самочувствие?