Энтони Горовиц - Дом шелка. Новые приключения Шерлока Холмса

Деньги, похищенные из поезда, давно исчезли — бандиты спустили их на спиртное, просадили в карты. Когда солнце в тот вечер близилось к закату, все они сидели, сгрудившись у печи, и, как обычно, потягивали джин и играли в карты. Караульного не было. Зачем? Соседи сунуться к ним никогда не осмелятся, а бостонская полиция к похищению двух тысяч долларов давно потеряла интерес. Поэтому они даже не думали о приближении Макпарленда с десятком вооруженных человек, которые быстро окружили здание.

Пинкертоновцам велели взять бандитов живыми, если удастся, — Стилмен надеялся предать их суду, к тому же в непосредственной близости было много невинных людей и беспорядочной пальбы хотелось бы по возможности избежать. Приведя своих людей в состояние полной готовности, Макпарленд взял припасенный громкоговоритель и предложил бандитам сдаться. Но его ждало разочарование — «Банда в кепках», недолго думая, открыла яростный огонь. Да, близнецы позволили застать себя врасплох, но сдаваться без боя не собирались — и море свинца выплеснулось на улицу, пули летели не только из окон, но и сквозь дыры в самих стенах. Двоих пинкертоновцев подстрелили, ранение получил и сам Макпарленд, но остальные не спасовали и разрядили в здание шестизарядные обоймы своих револьверов. Сотни пуль прошибли хлипкую древесину — трудно себе представить, что творилось внутри. Никакой защиты не было. Укрыться было негде.

Когда все было кончено, в задымленной пристройке представители закона нашли пять мужских трупов, истерзанных пулями в клочья. Одному бандиту удалось бежать. Поначалу такое показалось невозможным, но осведомитель господина Макпарленда заверил его: вся шайка была в сборе, и ответный огонь вели шесть человек. Комнату тщательно обследовали — и разгадка была найдена. Одна половица не была прибита гвоздями. Ее отодвинули — и открылся узкий дренажный водосток, который тек под поверхностью земли и уходил прямо в реку. Через него Килан О′Донахью и сбежал, хотя задача перед ним стояла дьявольски трудная. Правильнее будет сказать не «сбежал», а «уполз», потому что в этой трубе мог поместиться разве что ребенок, и никто из агентов Пинкертона туда лезть не решился. Макпарленд повел своих людей вдоль реки, но к тому времени наступила кромешная тьма, и он знал — поиски ни к чему не приведут. «Банда в кепках» была уничтожена, но одному из ее главарей удалось спастись.

Все это мне рассказал Корнелиус Стилмен в тот вечер в гостиничном номере, но история на этом, увы, не кончается.

Я остался в Бостоне еще на неделю, частично в надежде, что Килана О′Донахью найдут. На самом деле в душе возникло легкое беспокойство. Возможно, оно жило во мне с самого начала, но только теперь я осознал его в полной мере. Речь идет о проклятом объявлении, ранее мною упомянутом, — под ним стояло мое имя. Стилмен сделал достоянием гласности тот факт, что я имею отношение к вознаграждению и к «ударной группе», которая занялась поимкой «Банды в кепках». Поначалу я, исполненный чувства общественного долга, был ему за это благодарен, пожалуй, даже почитал за честь быть упомянутым рядом с этой выдающейся личностью. Но теперь я понял: один близнец убит, а другой гуляет на свободе! Я — прекрасная мишень для мести, особенно в районе, где самые жуткие преступники могут рассчитывать на поддержку множества друзей и почитателей. Я с опаской входил в гостиницу и выходил из нее. В неблагополучные районы города старался не соваться, по вечерам сидел в номере.

Килана О′Донахью не поймали, и даже высказывались сомнения: а жив ли он? Ведь он мог получить ранения и скончаться от потери крови где-нибудь под землей, подобно крысе. Вполне мог и утонуть. Ко времени нашей последней встречи Стилмен, несомненно, убедил себя, что Килана все-таки нашла смерть, — впрочем, Стилмен из тех, кто не любит признавать себя побежденным. Я обратился в судоходную компанию «Кьюнард» и заказал билет в Англию на «Каталонию». К сожалению, попрощаться с госпожой Девой и ее сыном не удалось: времени на поездку в Нью-Йорк уже не было. Я вышел из гостиницы. Хорошо помню, что фактически уже ступил на трап судна, когда услышал свежие новости. Их прокричал мальчишка-газетчик, да они и сами кричали с первой страницы.

Корнелиус Стилмен был застрелен у себя дома, в Провиденсе, он гулял среди роз по саду. Трясущимися руками я взял экземпляр газеты и прочитал: убийство произошло накануне, люди видели, как с места преступления убегал молодой человек в твидовом пиджаке, шарфе и кепке. Его уже ищут и будут искать по всей Новой Англии, потому что убитый — бостонский брамин, и будет сделано все, чтобы преступнику было воздано по заслугам. По сообщению полиции, в поисках ей помогал Билл Макпарленд, и в этом была своя ирония, ибо за день до смерти Стилмена эти двое разругались. Стилмен оставил у себя половину предназначенного пинкертоновцам гонорара — работа будет считаться выполненной, когда найдут последнее тело. А оказалось, что тело это преспокойно ходит по улицам, — личность убийцы не вызывала ни малейших сомнений.

Я прочитал статью и взошел на судно. Отправился прямиком в свою каюту и не выходил из нее до шести вечера — в это время «Каталония», издав мощный посвист, отшвартовалась от причала и вышла в открытое море. Только тогда я вышел на палубу и попрощался с Бостоном, он становился все меньше, потом совсем исчез. Я уплывал, испытывая глубочайшее облегчение.

Вот, господа, мой вам рассказ о пропавших полотнах Констебла и моей поездке в Америку. Безусловно, я рассказал о случившемся моему партнеру, господину Финчу, а также моей жене. Но больше — никому. Эта история случилась год с лишним назад. Вплоть до появления человека в кепке у моего дома в Уимблдоне я надеялся — и молил Бога, — что вспоминать о ней мне больше не придется.

Холмс докурил трубку задолго до того, как галерист завершил свое повествование, и слушал, сцепив перед собой длинные пальцы с выражением высшей сосредоточенности на лице. Повисла долгая пауза. Уголек в камине свалился вниз, и вспыхнул костерок. Эти звуки словно пробудили Холмса от сна.

— Какую оперу вы собирались сегодня слушать? — спросил он.

Этого вопроса я ожидал меньше всего. В свете рассказанного он представлялся на редкость пустячным, и я даже подумал, что Холмс намеренно позволил себе грубость.

Видимо, Эдмунду Карстерсу тоже так показалось. Он чуть подался назад, перевел взгляд на меня, снова посмотрел на Холмса.

— Мой рассказ не произвел на вас никакого впечатления? — спросил он.

— Наоборот, я слушал его с возрастающим интересом и хочу поздравить вас — ясность и точное изображение деталей очень пришлись мне по душе.