Джеймс Чейз - Что лучше денег?

Она уставилась на меня.

— Что угодно?

— Да. Ну, давай!

Она запела «Дым щиплет твои глаза».

Мелодия лилась из ее рта без всяких усилий, как серебряная струя. Она растекалась у меня вверх по спине до корней волос. Она заполнила всю комнату чистейшим звуком колокольчика. Это было даже лучше, чем я мог ожидать.

Я стоял и слушал, а когда она спела рефрен, я остановил ее.

— Хорошо, хватит, — сказал я с тяжело бьющимся сердцем. — Сиди на месте. Я вернусь.

Я сбежал по лестнице, прыгая через три ступеньки.

Стационар доктора Клинзи располагался на полутора акрах декоративного парка, который был огражден высокой стеной, утыканной поверху железными шипами.

Я пошел по длинной подъездной аллее. Через три-четыре минуты быстрой ходьбы я увидел дом, похожий на киносъемочный макет дворца Козимо Медичи во Флоренции. К большой террасе вела лестница ступенек на пятьдесят. Окна верхнего этажа были зарешечены.

Все в этом доме и вокруг него было мрачным и очень, очень спокойным. Даже розы и бегонии казались какими-то унылыми. Вдалеке в тени вязов я увидел людей, сидевших в каталках. Вокруг них суетились три или четыре медсестры в белоснежных халатах.

Я поднялся по ступенькам и позвонил в парадную дверь.

Почти в тот же миг дверь отворил серый человек с серыми волосами, серыми глазами, в серой одежде и с серыми манерами.

Я назвал ему свое имя.

Он молча проводил меня по сверкающему паркетному полу в боковую комнату, где стройная блондинка в белом халате сидела за столом, заполняя какие-то бумаги.

— Мистер Гордон, — сказал серый человек.

Он подтолкнул меня сзади креслом под колени, так что мне ничего не оставалось, как сесть, а затем вышел, прикрыв за собой дверь с такой осторожностью, будто она была сделана из тонкого стекла.

Медсестра положила ручку и произнесла мягким голосом с грустной улыбкой в глазах:

— Да, мистер Гордон? Можем ли мы вам чем-нибудь помочь?

— Надеюсь, что можете, — сказал я. — Мне надо поговорить с доктором Клинзи насчет одного вероятного пациента.

— Это можно устроить. — Я заметил, как она задержала взгляд на моем костюме. — Кто этот пациент, мистер Гордон?

— Я всю объясню доктору Клинзи.

— Боюсь, что доктор сейчас занят. Вы можете полностью мне доверять. От меня зависит, кто сюда попадает, а кто нет.

— Должно быть, от вас требуется очень осторожный подход, — сказал я, — но это особый случай. Я хочу говорить с доктором Клинзи.

— Почему этот случай особый, мистер Гордон?

Я видел, что не произвожу на нее никакого впечатления. Из глаз ее исчезла грустная улыбка, теперь я читал в них только скуку.

— Я агент, а моя клиентка — певица, которая является очень ценным достоянием. Если я не смогу вести дело непосредственно с доктором Клинзи, я буду вынужден обратиться в другое место.

Видимо, я сумел ее заинтересовать. Чуть помедлив, она встала из-за стола.

— Подождите минутку, мистер Гордон, я посмотрю…

Она прошла через всю комнату, отворила дверь и скрылась за ней. Через некоторое время она выглянула из двери и пригласила меня войти.

Я оказался в огромной комнате, заставленной современной мебелью; здесь же стоял хирургический стол. У окна за письменным столом сидел человек в белом халате.

— Мистер Гордон?

Он произнес это таким тоном, словно был очень рад видеть меня.

Он встал на ноги. Это был невысокий человек, самое большее лет тридцати, с копной светлых вьющихся волос, с синевато-серыми глазами и с профессиональными манерами врача.

— Совершенно верно. Доктор Клинзи? — спросил я.

— Разумеется. — Он жестом пригласил меня сесть. — Чем я могу быть вам полезен, мистер Гордон?

Я опустился в кресло. Выждав, когда ушла медсестра, я сказал:

— У меня певица с трехлетней привычкой к морфию. Я хочу, чтобы ее вылечили. Сколько это будет стоить?

Синевато-серые глаза окинули меня не слишком обнадеживающим взглядом.

— Лечение с гарантией стоит у нас пять тысяч долларов, мистер Гордон. Мы здесь в том счастливом положении, когда можем гарантировать результаты.

Я перевел дыхание и сказал:

— Еще бы не гарантировать за такие деньги.

Он грустно улыбнулся. Похоже было, что они здесь специализировались на грустных улыбках.

— Вам может показаться, что это дорого, но мы имеем дело только с элитой.

— Сколько длится лечение?

— Это зависит главным образом от пациента. Возможно, пять недель, в очень трудных случаях — восемь недель, не больше.

— С гарантией?

— Естественно.

Я не знал никого, кто мог бы в здравом рассудке одолжить мне пять тысяч долларов, и я не имел ни малейшего понятия, как достать такую сумму.

Я попытался уговорить его.

— Это несколько больше, чем я могу себе позволить, доктор. У этой девушки феноменальный голос. Если ее вылечить, она заработает кучу денег. Что, если вы войдете в долю? Скажем, двадцать процентов с ее заработка, пока не будут выплачены пять тысяч, а затем три тысячи сверху как чистая прибыль.

Еще не договорив до конца, я уже знал, что сделал ошибку. Лицо его сразу же стало непроницаемым, в глазах появился холодок.

— Боюсь, что такого рода деятельность не входит в наши функции, мистер Гордон. У нас пациентов более чем достаточно. Наши условия — и такими они были всегда — плата наличными. Три тысячи при поступлении и две тысячи при выписке.

— Это совершенно особый случай…

Его холеная рука потянулась к вызывной кнопке на столе.

— Извините. Таковы наши условия.

Палец любовно нажал кнопку.

— Если я смогу достать деньги, вы действительно даете гарантию?

— Вы имеете в виду излечение? Безусловно.

Он уже стоял, когда дверь отворилась и в кабинет вплыла медсестра. Они одновременно одарили меня грустными улыбками.

— Если ваша клиентка пожелает прийти к нам, мистер Гордон, просьба сразу же поставить нас в известность. Мы связаны многими обязательствами, и поместить ее может оказаться делом трудным, если вообще возможным.

— Благодарю вас, я подумаю над этим.

Он протянул мне свою холодную белую руку с таким видом, будто делал одолжение, затем медсестра проводила меня до выхода.

По дороге домой я действительно думал над тем, что он сказал, и впервые в жизни почувствовал непреодолимую тягу к деньгам. Но на что мог я надеяться, когда надо было иметь на руках пять тысяч долларов? Если бы я смог каким-то чудом достать такую сумму, если бы я смог добиться, чтобы Риму вылечили, тогда можно было бы не сомневаться, что к ней, а значит, и ко мне придет успех.

Занятый этими мыслями, я остановился перед витриной большого магазина, где продавались патефоны и радиоаппаратура. Я смотрел на яркие конверты с долгоиграющими пластинками, и мое воображение уже рисовало на одном из них фотографию Римы. Мой взгляд привлекло объявление в витрине.