Джеймс Чейз - Что лучше денег?

Она подняла пакет, вынула сэндвич и начала откусывать маленькие кусочки, но как только добралась до начинки, быстро отложила его в сторону.

— Я больше не могу, меня вырвет.

Я съел сэндвич сам.

— Ты мне надоела, — сказал я с набитым ртом. — Иногда мне кажется, что лучше бы я тебя вообще не встречал. Ну, ладно, пошли. Я сказал Вилли, что мы будем у него в полдесятого.

Все еще продолжая жевать, я отступил на шаг и посмотрел на нее. Она походила на призрак — бледная как мел, синяки под глазами, но даже это не мешало ей выглядеть интересной и пикантной.

Мы спустились по лестнице и вышли на улицу. Вечер был жаркий, но когда она случайно прикоснулась ко мне, я почувствовал, что она вся дрожит.

— Тебе что, холодно? — спросил я. — Что с тобой?

— Ничего.

Неожиданно она громко чихнула.

— Прекрати немедленно, — заорал я. — Ты должна петь сегодня вечером.

— Я сделаю все, что скажешь.

Она уже стояла у меня поперек горла, но я не переставал думать о ее голосе. Если она расчихается у Вилли Флойда, он пошлет ее ко всем чертям.

Мы сели на трамвай и доехали до Десятой улицы. В трамвайной давке ее притиснули ко мне, и время от времени я чувствовал, как ее легкое тело сотрясает дрожь. Она начала меня беспокоить.

— Ты что, нездорова? — спросил я ее. — Надеюсь, петь-то ты сможешь?

— Я здорова, оставь меня в покое.

Ночной клуб «Голубая роза» был набит до отказа обычной прожженной публикой, состоящей из почти преуспевающих и почти честных дельцов, почти красивых шлюх, мелкой актерской сошки из голливудских киностудий и горстки гангстеров на вечернем отдыхе.

Оркестр исполнял легкую мелодию в ритме свинга. В невыносимой духоте метались взмокшие от пота официанты. Я шел за Римой, подталкивая ее в спину, пока мы не уперлись в кабинет Вилли. Я постучался, открыл дверь и следом за ней вошел внутрь.

Вилли сидел, задрав ноги на стол, и полировал ногти. Он вскинул глаза и нахмурился.

— Привет, Вилли! — сказал я. — Вот и мы. Разреши познакомить тебя с Римой Маршалл.

Он кивнул, затем смерил ее своими маленькими глазками и поморщился.

— Когда наш выход? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Мне все равно. Хоть сейчас. — Он спустил ноги на пол. — Ты уверен, что она подойдет? На вид ничего особенного.

Неожиданно в наш разговор вмешалась Рима:

— Я не напрашивалась…

— Помолчи, — сказал я, — предоставь это дело мне. — А Вилли я сказал: — Зря зубоскалишь. За это она будет стоить тебе сотню в неделю.

Вилли рассмеялся.

— Да ну! Я даже не представляю, кем она должна быть, я чтобы заставить меня выложить такие деньги. Ну, ладно, давай послушаем, что она умеет.

Мы вышли в ресторан и стояли в полумраке, пока не кончил играть оркестр. Затем Вилли поднялся на эстраду, отправил ребят отдыхать и объявил Риму.

Он не стал ее особенно рекламировать. Есть, мол, маленькая девочка, которая хотела бы спеть пару песенок. Затем он махнул нам рукой, и мы поднялись на эстраду.

— Не стесняйся петь громко, — сказал я Риме, садясь за пианино.

Большинство публики даже не потрудилось прекратить разговоры. Никто ее не поприветствовал.

Меня это не трогало. Как только она раскроет рот, этот поток серебристого звука быстро заставит их прикусить языки.

Вилли стоял рядом со мной с хмурым видом, не спуская с нее глаз. Он был явно чем-то обеспокоен.

Рима стояла у пианино и равнодушно смотрела в прокуренный полумрак. Она казалась совершенно невозмутимой.

Я начал играть, не выпуская ее из виду. Она вступила точка в точку и первые шесть-семь тактов исполнила как профессиональная певица. Был звук, был ритм, голос лился чистым серебром. А потом все пошло вкривь и вкось. Лицо у нее вытянулось, голос сел. Она оборвала пение и начала чихать. Согнувшись и закрыв руками лицо, она чихала и тряслась всем телом.

В наступившей мертвой тишине слышалось только ее чихание. Затем оно утонуло в шуме голосов.

Я перестал играть, по спине у меня побежали мурашки.

Я слышал, как Вилли орал благим матом:

— Забирай отсюда эту наркоманку! Какого дьявола ты ее сюда приволок! Чтобы духу ее здесь не было! Ты меня слышишь? Забирай отсюда эту чертову наркоманку!

Рима лежала на своей кровати, уткнувшись лицом в подушку. Она тряслась и поминутно чихала. Я стоял у задней спинки кровати и смотрел на нее.

Надо было знать, говорил я себе. Я должен был заметить симптомы. Мне просто в голову не пришло, что она наркоманка, хотя я мог легко об этом догадаться в ту ночь, когда она безостановочно чихала.

Вилли Флойд был вне себя от злости. Перед тем как выставить нас, он предупредил, что если я еще хоть раз сунусь в его клуб, мне придется иметь дело с вышибалой, и он не шутил.

Мне стоило немалых усилий водворить Риму в ее комнату. Она была в таком состоянии, что я не решился сажать ее в трамвай. Пришлось то нести ее, то тащить волоком по безлюдным переулкам.

Сейчас она постепенно успокаивалась.

Я смотрел на нее и чувствовал себя вконец опустошенным.

Я лишился работы у Расти, испортил отношения с Вилли Флойдом. Все, что я получил от сегодняшнего вечера — это наркоманку себе на шею.

Надо было уложить чемодан и убраться от нее подальше. Надо было, но я все время слышал этот серебристый голос и не мог отвязаться от мысли, что на нем можно нажить состояние, а поскольку она сидит у меня на контракте, часть этого состояния могла бы достаться мне.

Неожиданно она перевернулась на спину и посмотрела на меня в упор.

— Я тебя предупреждала, — сказала она, с трудом переводя дыхание. — А теперь убирайся отсюда и оставь меня в покое!

— Допустим, предупреждала, — сказал я, положив руки на я спинку кровати и глядя ей в глаза. — Но ты не сказала мне, в чем дело. Ты давно колешься?

— Три года. Хроническая форма. — Она села на кровати, вытащила носовой платок и начала вытирать глаза. В ней было столько же романтики, сколько в грязном полотенце.

— Три года? Сколько же тебе лет?

— Восемнадцать. А тебе какое дело, сколько мне лет?

— Значит, тебе было пятнадцать, когда ты начала колоться? — ужаснулся я.

— Отстань.

— Наркотики давал Уилбур?

— А хоть бы и он. — Она высморкалась. — Ты хочешь, чтобы я пела? Ты хочешь, чтобы я имела большой успех? Тогда дай мне денег. После хорошей дозы я могу быть потрясающей. Ты еще ничего не слышал. Дай мне денег. Это все, что мне нужно.

Я присел на край кровати.

— Давай рассуждать здраво. У меня нет денег. Если бы и были, я бы тебе не дал. Выслушай меня. С твоим голосом ты могла бы добиться успеха. Я в этом уверен. Мы вылечим тебя. А потом, когда ты избавишься от этой привычки, ты будешь здорова и богата.

— Скажи что-нибудь поновее. Это не лечится. Дай мне денег. Хватит пяти долларов. Я знаю парня…