Буало-Нарсежак - В тисках

— Все так же. Но слабеет. Пришлось сидеть с ним, резать мясо, помогать ему есть… Та еще работенка!.. Я разговаривал с инженером, который ведет расследование. Все вроде улажено. Как раз вовремя.

— Мы сможем улететь во вторник?

— Конечно. Еще я встретил священника. Правда, больше он похож на регбиста. Он к тебе вскоре зайдет. Будь с ним поосторожнее. Он как бы между прочим, но выведывает. Пригласил нас завтра утром на мессу за упокой душ погибших. Но если тебя это смущает, можешь остаться здесь.

— Я пойду.

Это будет страшным кощунством. Вот еще одно непредвиденное испытание! Марилена молится о вечном спасении Марилены. За подобное святотатство ее неизбежно настигнет возмездие. Несмотря на религиозное воспитание, ее вера в Бога была не очень крепкой. Но она обладала острым чувством справедливости и не могла не думать, что заслуживает сурового наказания.

— Все это не принесет нам счастья, — проговорила она. — Мне страшно.

— Чего ты боишься?

— Всего. Слишком много предзнаменований. Может быть, мне было бы лучше и в самом деле погибнуть.

Через неделю страхи Марилены начали постепенно рассеиваться. Все прошло очень хорошо. Ей еще раз пришлось поволноваться в самолете, но при перелете не возникло никаких осложнений. Старик дремал до самого Орли. После посадки, правда, их обступили журналисты. Их было около полудюжины, и они хотели взять интервью у людей, оставшихся в живых после катастрофы «боинга». Отвечал на вопросы Филипп, а Марилена с дядей спокойно отошли от самолета. Никаких других неприятностей больше не было. В гостинице тоже обошлось без недоразумений. Они остановились в роскошном отеле неподалеку от Елисейских Полей, где для них держали наготове три номера. Больной старик, напичканный транквилизаторами, казался крайне подавленным. Он не разговаривал, позволял обращаться с собой как с куклой и если как-то проявлял себя, то только долгими невнятными монологами.

— Сдает, — говорил Филипп.

Не откладывая дела в долгий ящик, его отвезли к профессору Меркантону, которого порекомендовал портье гостиницы, знавший Париж как свои пять пальцев. Тщательно осмотрев больного, профессор высказал категоричное мнение:

— Продержится два месяца, возможно меньше. Сердце никуда не годится.

— Может, поместить его в клинику? — спросил Филипп.

— Не имеет смысла.

— Как вы думаете, у него в голове всегда будет такой сумбур?

— Нет. Он может временами приходить в себя, вспоминать какие-то события, и то я в этом не уверен.

В промежутках между двумя телефонными звонками он сделал еще несколько мудреных замечаний, потом выписал длинный рецепт.

— Вот. Если что-нибудь случится, предупредите меня сразу же. Вам потребуется медсестра для уколов. Могу порекомендовать. Естественно, никаких нагрузок, никаких эмоций, особенно в такую погоду.

Посмотрев на высокое окно, по стеклам которого хлестал дождь, он завершил разговор:

— Постарайтесь его развлечь. Немного музыки, телевизор. Если он проявит интерес к окружающим его вещам, возможно, мы вскоре станем свидетелями того, что ему становится немного лучше…

— Он может нас узнать? — Марилена задала вопрос, трепеща от страха.

— Да, конечно.

Старик, сидя в кресле, не слушал. Он машинально разглаживал внутреннюю часть шляпы, которую ему купили сегодня утром. Сейчас он походил на маленького воспитанника лицея, совершившего какое-то нарушение и представшего перед директором в присутствии родителей. Ему просто сказали: «Пошли… Мы уходим». Его покорность выводила из себя. В лифте Филипп прошептал на ухо Марилене:

— Видишь! Я оказался прав. Два месяца — это недолго.

— Замолчи.

Но Филипп с трудом сдерживал радость. Теперь он срочно захотел посетить квартиру, которую унаследует Марилена. Они пошли туда, когда старик улегся и уснул. Дом располагался на бульваре Перейр. Марилене место понравилось, главным образом из-за железной дороги, проходившей рядом в низине со скатами, поросшими ирисом.

— Ты будешь усаживать его у окна, — сказал Филипп. — Он будет смотреть на поезда, и ему станет хорошо.

Квартира оказалась большой: смежные гостиная и столовая, кабинет, три спальные комнаты, просторная ванная. Художник-декоратор оформил ее в духе скромной роскоши: красное дерево и кожа в стиле зажиточных английских домов, все это удобно, но, может быть, немного мрачновато. Филипп включал бра, люстры, канделябры, переходил из комнаты в комнату, выдвигал ящики из шкафов, поворачивал краны и повторял: «Восхитительно! Все есть!.. Шикарно!..» Марилена вела себя более сдержанно.

— Ты недовольна! — воскликнул Филипп.

— Очень смахивает на каталог.

Ей захотелось вернуться в свой маленький домик, вновь увидеть сад, где обитало множество птиц. Филипп сел в кресло перед письменным столом, начал выдвигать ящики, с удовольствием потрогал телефонный аппарат старой модели, купленный у какого-то антиквара. Марилена была все еще на кухне: и газовая плита, и электрическая, величественный холодильник, посудомоечная машина — целая батарея, похожая на арпеджио на плиточном полу… и всяческие умные приборы, соковыжималки, кофемолки, мясорубки, овощерезки. Все это слишком!

— Все в полном порядке, — сказала она Филиппу, когда тот прошел на кухню и залез в холодильник в поисках выпивки.

— Они позаботились даже о виски. Причем лучшей марки. Хочешь? Зря. Я обязательно поблагодарю человека, который все это устроил. Короче, вам можно переезжать.

— А ты?

— Успокойся! Не бери в голову. Найду какой-нибудь маленький отель на улице Ниель или Вилье. Это совсем рядом.

Ему не сиделось на месте. Он вновь начал обход, на этот раз с бокалом в руке. Слышались его восклицания, когда он находил что-нибудь по душе. Марилена сидела, оперевшись руками о стол. Она чувствовала себя покинутой. Силы оставили ее.

— В шкафах есть все, что надо, — крикнул он издалека. — Белье, простыни, все!

Он от нее ускользал. На уме у него только одно: затолкнуть ее в эту клетку, запереть и оставить наедине с инвалидом. Она оказалась одинокой в этом незнакомом городе, шумы которого смутно доносились до нее в виде какой-то угрозы. Он же, напротив, вел себя как плененный зверь, которому возвращают свободу и который уже чувствует запахи леса. Филипп вернулся, налил себе еще немного виски.

— Наймем тебе служанку. Будешь как королева.

— А где ее поселить?

— Ты забыла, что на восьмом этаже для нее есть комната? Нам же писали из агентства. Ты живешь как на луне, честное слово! Если б не я… Кстати, у меня почти не осталось денег. А нам нужна наличность. Тебе надо всего-навсего зайти в банк со справкой об утере документов.

Казалось, все это его ничуть не смущает. Деньги Леу принадлежат ему. Для него не имеет никакого значения, что старик еще жив.