Пьер Сувестр - Пустой гроб

Допрашивавший его следователь был человеком педантичным, дотошным и не из робких.

Владимир оспаривал каждый пункт обвинения. Большинство своих злодеяний он начисто отрицал, остальные пытался представить вполне невинными. Эта борьба отняла у него последние силы.

Кроме того, памятуя о советах отца, Владимир наотрез отказался выбрать себе адвоката. Его защиту поручили молодому стажеру из добропорядочного семейства; облачившись в мантию, тот с удовольствием красовался в судебных кулуарах, поглаживая куцые свои бакенбарды и нимало не тревожась о судьбе вверенного ему опасного подзащитного, которого, надо сказать, и сам побаивался.

Такой защитник вряд ли мог поднять моральных дух князя Владимира.

Сын Фантомаса превратился в настоящего неврастеника, считал себя безвозвратно пропавшим, осужденным на верную гибель; он начисто забыл дату, на которую назначили слушание его дела.

Когда охранник объявил ему. «Сегодня суд», Владимир вздрогнул от удивления, как если бы он и понятия не имел об этом трагическом дне, который он мог окончить живым, если его оправдают, и мертвым, если осудят.

Однако ни одного вопроса князь Владимир не задал. Не в силах сопротивляться, он готов был подчиниться, чему угодно — приказам, оскорблениям, всему, что происходило вокруг него. Он стал податливым, точно воск, воля его была парализована; вот этому-то заключенному и предстояло занять место на скамье подсудимых.

Так и не заметив ничего подозрительного, Жюв и Фандор прибыли во Дворец правосудия; огромные часы, украшавшие памятник на близлежащем бульваре, как раз отбивали десять ударов.

— Явились минута в минуту, — сказал Жюв.

— Тем лучше, — отозвался Фандор, — ждать придется недолго.

Пройдя коридорами Дворца правосудия, они попали в помещения суда присяжных, предъявили судебному исполнителю свои повестки, и тот препроводил их в небольшой, наглухо закрытый зал для свидетелей, где они должны были ожидать своей очереди, чтобы дать свидетельские показания.

Жюв и Фандор поздоровались с ожидавшими там же другими свидетелями; с многими они были знакомы. Среди них было немало завсегдатаев ипподрома и конюхов, работавших вместе с Фандором под началом Бриджа. Были там и жители Шеврёз, которые в то достопамятное утро видели, как над деревушкой накрапывал кровавый дождь — через некоторое время в парке замка найдут труп папаши Фабра.

Поздоровавшись со свидетелями, Жюв и Фандор поспешили уединиться.

Обоих не отпускала неизъяснимая тревога.

— Пока ничего, — сказал Жюв.

— И впрямь — ничего, — ответил ему Фандор.

Нервным движением журналист еще крепче стиснул в кармане рукоять браунинга.

— Поверьте моему слову, Жюв, Фантомас где-то рядом.

Этой фразы Жюв не расслышал — он задумался.

— Знаешь, о чем я думаю? — спросил он. — О том, как выглядит в эту минуту зал заседаний. На трибунах черно, в загородке для публики не протолкнуться, полно стажеров — все хотят видеть, как будут судить сына Фантомаса! Черт возьми, не часто выдается такой денек, зал, должно быть, набит до отказа!

Такие речи удивила Фандора.

— Наверное, так оно и есть, — согласился он, — но вам-то, нам-то какое до этого дело?

Настал через удивляться Жюву.

— Так ты не понимаешь?

— Не понимаю.

— Меня это попросту пугает. Если Фантомас действительно что-то замыслил, я предпочел бы, чтобы в зале были только ты да я: к чему подвергать опасности чужие жизни, ведь те, кто пришли сюда из любопытства, могут невольно стать жертвами драмы, в которой главные роли — наши!

Так рассуждали они еще долго.

Внезапно беседа их была прервана. Вошел судебный исполнитель и выкрикнул:

— Полицейский Жюв и свидетель, журналист Жером Фандор. Следуйте за мной, господа, суд желает выслушать ваши показания одновременно.

Узкими коридорами судебный исполнитель повел Жюва и Фандора в зал судебных заседаний.

Тюремная машина доставила в тюрьму Консьержери сына Фантомаса Владимира; там его передали шестерым гвардейцам, которые, не спуская с него глаз, препроводили обвиняемого в зал суда.

Перед Владимиром распахнулась небольшая узкая дверь, и гвардеец скомандовал:

— Входите!

Сын Фантомаса вздрогнул, пригнул голову, шагнул вперед.

По залу прокатился глухой ропот; прямо перед собой Владимир увидел скамью подсудимых.

Охранники подтолкнули Владимира, и он упал на деревянную скамью.

Наконец-то увидел он огромный зал судебных заседаний, в котором должна была решиться его судьба.

Напротив места для подсудимых располагалась трибуна присяжных заседателей; трибуна показалась Владимиру невероятно огромной, и он подумал, до чего же все-таки жутко оказаться лицом к лицу с теми, кому предстоит решить, виновен ты или нет.

Возможно ли что-то скрыть, попытаться схитрить, защитить себя, когда ты сидишь вот так, против судей, когда они с легкостью следят за тем, как меняется выражение твоего лица?

Владимир совсем пал духом и отвернулся.

Справа от трибуны для судей помещалась кафедра, за которой уже водворился судья в красной мантии — сам прокурор республики. «Сейчас он произнесет обвинительную речь и потребует смертной казни», — решил Владимир.

Страж закона был холоден и неприступен, Владимира забила дрожь.

— Я пропал.

Начиная с этой минуты, он уже не способен был следить за тем, как разыгрывалась драма, в которой он выступал в заглавной роли.

Пелена застилала ему глаза. С трудом различал он огромный стол, на котором громоздились кодексы — за этим столом должны были занять места члены суда, им предстояло обсудить приговор, определить меру наказания.

Точно во сне, взглянул Владимир на судебного распорядителя, посмотрел на трибуну для прессы — карикатуристы иллюстрированных газет вовсю работали карандашами; это повергло его еще в большее смятение.

Все ополчились против него; внизу, на скамье, Владимир заметил стажера, который должен был защищать его.

Наверное впервые Владимир посмотрел на него с уважением, в глазах подсудимого застыла немая мольба.

Сумеет ли найти нужные слова этот робеющий, любящий покрасоваться юнец, озабоченный лишь тем, какое впечатление произведет его защитительная речь?

Чтобы не слушать разглагольствования молодого адвоката, Владимир отвернулся и принялся разглядывать публику.

То, что он увидел, буквально ошеломило его.

Он рассчитывал, что публике не хватит места, что аудитория соберется самая избранная. Как всякий преступник, он уповал, что сможет разжалобить присутствующих, понравиться им и заручиться их симпатией.

С ужасом увидел Владимир, что зал полупуст, места для публики свободны.