Пьер Сувестр - Пустой гроб

Всем своим видом Жюв сам опровергал свои же слова.

Глаза его шныряли по залу, пристально всматриваясь в незнакомые лица.

В действительности, Жюв не думал, что Фантомас отступился, он знал — злодей обязательно попытается спасти сына; Жюв был готов к любым неожиданностям — теперь или никогда.

Фандор тоже бы настороже.

Понизив голос, он встревоженно спросил:

— Жюв, вы хорошо разглядели присяжных?

— Еще бы!

— Заметили вы, что их председатель — финансист Миньяс?

— Конечно, заметил.

— Не нравится мне все это, — задумчиво сказал Фандор.

— А теперь — молчок, — предупредил его Жюв. — Судьи вновь занимают свои места, заседание сейчас продолжится.

Взглянув на часы, Жюв нервно добавил:

— Остался час, целый час смертельной тревоги… Черт возьми! Если через час Фантомас не объявится, клянусь тебе…

Жюв умолк, и Фандор переспросил его:

— Клянетесь в чем?

Жюв ничего не ответил; кусая губы, он смотрел прямо перед собой.

«Жюв что-то замышляет, — подумал Фандор, — он что-то от меня скрывает».

Жюв не ошибся! Перерыв оказался коротким, присяжные вновь заняли свои места, невозмутимые и серьезные как никогда; предстояла обвинительная речь прокурора, затем — судебные прения — последние атаки обвинения, последние попытки отбить эти атаки.

Как правило, вторая часть судебного заседания протекала очень быстро.

Исход дела казался предрешенным. Содержание приговора почти не вызывало сомнений: Владимир обвинялся в столь тяжких преступлениях, что генеральному прокурору ни к чему было произносить длинную обвинительную речь, а юный стажер, смирившись с неотвратимостью смертного приговора, не собирался выходить за рамки заранее заготовленной пышной защитительной речи, которую ему помог составить друг их семьи, искушенный в своем ремесле адвокат.

Генеральный прокурор говорил не более десяти минут.

Он кратко изложил выдвинутые против Владимира факты обвинения, напомнил о совершенных им преступлениях.

Показания Жюва и Фандора все расставили по своим местам.

Обратившись к присяжным, генеральный прокурор призвал их позабыть о страхе, жалости и снисхождении и с честью выполнить свой долг.

— Рука правосудия, — вещал он, — все еще не покарала коварного злодея Фантомаса, сеющего страх и террор, но, наказав его сына, вы тем самым накажете и его самого… Такова первая причина, призывающая вас забыть о жалости… Я позволю себе напомнить, господа, что преступления нередко имеют смягчающие обстоятельства, однако то, что совершил обвиняемый, не имеет никаких оправданий; все его злодеяния несут печать такой низости, что способа хоть как-то преуменьшить их невероятную гнусность просто не существует. Будьте же справедливы, господа!.. Я надеюсь, что, вынося приговор, вы будете суровы и покараете злодея смертью. Только смертная казнь может стать достойной общественной местью, общество должно отомстить сыну Фантомаса, как отомстило бы оно ему самому!

Затем слово предоставили защите; задача перед молодым стажером стояла нелегкая.

Как и генеральный прокурор, он был краток.

Да и что мог он сказать? К каким чувствам мог воззвать, чтобы смягчить судебных заседателей, под внешней непроницаемостью которых легко угадывалась безжалостность?

Адвокат более ловкий, не новичок в судебном деле, пошел бы ва-банк и, не отрицая виновности подзащитного, попробовал бы напугать присяжных; он напомнил бы им о Фантомасе, о том, что излишне суровый приговор навлечет на них месть злодея.

Нередко именно страх заставляет оправдать преступника — на этом-то и надо было сыграть!

Поступить так молодой адвокат не осмелился.

Единственное, на что он отважился — представить Владимира жертвой отягощенной наследственности.

— Перед вами сын Фантомаса, — надрывался он, — определяя степень его виновности, вспомните, что сын такого отца заведомо лишен свободы выбора, его жизнью правят неподвластные ему обстоятельства, путь порока уготован ему с рождения!

Считанное число минут пыжился и краснобайствовал юный стажер, прежде чем заключить свою речь не к месту сказанной фразой, которая показалась ему весьма эффектной.

Окончательное решение суда ни у кого не вызывало сомнений; оно словно носилось в воздухе, предваряя содержание приговора. Когда суд удалился на совещание, Жюв тихонько шепнул Фандору:

— Долго ждать не придется, позиция судей уже определилась; бьюсь об заклад — не пройдет и десяти минут, как будет оглашен приговор.

Жюв слегка повеселел.

Судебное заседание протекало спокойно, без неожиданностей; сыщик смотрел в оба, но так и не заметил ничего подозрительного.

Фандор пристально взглянул на Жюва и, удивляясь его спокойствию, недоверчиво покачал головой. «Он что-то замышляет, — решил Фандор, — помалкивает, а у самого наверняка есть какой-нибудь план».

Фандор собрался было порасспросить своего приятеля, но тут Жюв, стараясь не привлекать внимания, зашептал ему прямо в ухо:

— Кстати, Фандор, надеюсь, ты не забыл снять браунинг с предохранителя?

В ту самую минуту, когда Жюв задавал Фандору этот неожиданный вопрос, в нескольких шагах от них разыгрывалась настоящая драма, драма столь необычайная, что вряд ли кто мог о ней даже помыслить.

О! Если бы только Жюв и Фандор могли оказаться в совещательной комнате судей, если бы знали они, что там происходит!.. В один миг позабыли бы они о хладнокровии и не рассуждали бы так спокойно.

Медленно и степенно судьи удалились на совещание.

Как всегда, в состав суда присяжных вошли люди честные и достойные. Каждый из них, не упуская ни слова, внимательно следил за ходом судебного разбирательства, отмечал для себя наиболее вопиющие факты; каждый, отринув всякие смягчающие обстоятельства, уже сформулировал личный свой приговор, и в этом приговоре значилось «виновен».

Имя Фантомаса, не раз звучавшее на процессе, убедило их в необходимости проявить суровость.

Если кое-кто из них и побаивался мести Фантомаса — страх, который не отпустит их долгие дни и недели, — это не могло поколебать их решимости выполнить свой долг и, вынося приговор, забыть о жалости!

Оказавшись в совещательной комнате, присяжные расселись вокруг огромного стола, покрытого зеленым сукном; председательствовал, как это верно заметили Жюв и Фандор, финансист Миньяс, он остался стоять, готовясь взять слово.

Не успел он заговорить, как один из присяжных, торговец скобяным товаром — почтенный малый с апоплексическим лицом — не сдержался и запальчиво начал:

— Мнение у всех одно, не так ли? Подсудимый — сын Фантомаса, сто раз казнить его, мало не будет!