Луи Бодуэн - На гонках в Ле-Мане

Когда Сен-Жюст пришел в редакцию, он был в пре­восходном настроении. Недавно ему оборудовали две комнатки на третьем этаже «Суар» — большой попу­лярной газеты, в которой пять лет назад он начинал простым репортером.

— Что нового? — спросил он у Жаки — секретарши, раньше чем проникнуть в закуток, служивший ему ка­бинетом.

— Какой-то тип с сильным иностранным акцентом спрашивал вас. Здесь был Риотт — ваш заместитель. Я хотела соединить с ним, но незнакомец отказался. Он желал говорить с вами и только с вами. Сказал, что пе­резвонит.

Пьер — так звали Сен-Жюста — что-то рассеянно пробормотал в ответ и протиснулся за свой рабочий стол. Перед столом было узкое пространство с единственным стулом для возможного посетителя. Было тесно и неудобно, но он был доволен.

Это помещение, удаленное от «вокзального перрона», в американском стиле на втором этаже, где были сосредоточены службы газеты, было в глазах Сен-Жюста маленькой победой над Гонином — заведующим отделом информации. Тот хотел оставить молодого журналиста под своим началом в большом редакционном зале.

Независимый характер Пьера восставал против «вокзального перрона» (именно он так окрестил огромную комнату). Эти же две маленькие комнатки, примыкавшие к архиву, он получил у Эстева — директора газеты, объяснив, что со своей новой рубрикой ему частенько придется принимать посетителей, не желающих афишировать себя.

Через открытую дверь маленького кабинета он быст­рым взглядом окинул свои новые владения и испытал чувство удовлетворения.

Ему повезло в том, что в двадцать пять лет в самой большой газете Франции он ведет рубрику, которая носит его имя: «Сен-Жюст требует справедливости». Повезло и в том, что его помощниками являются Риетт — друг детства и Лоретта Паскье, которая ради его спасения бросилась бы в огонь... Дружная команда, на которую он мог положиться во всех отношениях.

Пьер легко писал, у него был элегантный и ядови­тый стиль, он любил мотоциклы и красивых женщин, поп-музыку и истину. Это был крепкий парень, ростом сто восемьдесят сантиметров, скрывавший под внешней худощавостью значительную физическую силу.

Черты лица Пьера хоть и не отличались твердостью, но вряд ли могли быть названы тонкими, по той причи­не, в частности, что у него была мощная челюсть. Но лицо начинало светиться, становилось благодушным, когда Пьер улыбался, а улыбался он довольно-таки часто.

Эта улыбка обнажала два ряда крепких белоснеж­ных зубов, а лицо освещалось синим ясным взглядом, каким обладают моряки и горцы. Большинство женщин говорило о нем: может быть, он не так уж красив, но в нем много обаяния, особенно когда он улыбается.

Что касается моды, то он следовал ей с осторож­ностью. Тщательно следил он лишь за своими пластин­ками, магнитными пленками, стереофоническим проиг­рывателем, мотоциклом и всем, что с этим было свя­зано.

Чтобы приобрести могучую «Кавасаки-750», о кото­рой столько мечтал, он залез в долги и теперь ухажи­вал за ней особенно скрупулезно. Такое же внимание он уделял сапогам, комбинезону, перчаткам, шлему и очкам.

Он осуществил звукоизоляцию квартиры, которую занимал на десятом этаже нового дома в XX округе.

«Теперь,— говорил он себе,— я могу слушать когда хочу и как хочу ту музыку, которую хочу слушать, с уверенностью, что не буду надоедать соседям». Это бы­ло весьма альтруистичное соображение, поскольку Сен-Жюст очень любил громкую музыку…

Рассматривая различные бумаги, Сен-Жюст одно­временно размышлял о том, что, хотя его рубрика и завоевала за последнюю неделю некоторую популяр­ность, она все же не отвечала его надеждам. Он по-прежнему ждал «крупного дела», которое превратило бы эту рубрику в защитницу слабых и бедных, всех тех, кому приходилось страдать от несправедливости жиз­ни. Он мечтал стать беспощадным прокурором, наказы­вающим без сожаления мерзавцев-жуликов и комбина­торов, которых так много на свете.

Пьер вздохнул, подумав о том, сколько еще пред­стоит работать. Но поскольку он знал, что нужно быть терпеливым, он решил, что на сегодня итог все же не такой уж плохой. Ему удалось добиться закрытия до­ма для престарелых, где они умирали от голода. Далее Лоретте удалось разоблачить мужа и жену — «палачей своих детей». Оба преступника были в тюрьме, и чита­тели «Суар», полные умиления, предлагали усыновить трех невинных младенцев.

После этих двух дел почта рубрики сильно возрос­ла. Еще сегодня утром Жаки вскрыла 62 письма, на что Сен-Жюст заметил: «Сплошные поздравления. Ка­кой еще отдел газеты может похвастаться подобным?..» На ежедневной летучке, на которой в кабинете Эстева собирались заведующие рубриками, Гонин похвалил Сен-Жюста. Но сделал он это настолько сухо, что ни­кого не обманул. И поскольку заведующий отделом ин­формации насчитывал в редакции мало друзей, каждый воспользовался случаем, чтобы поднять на щит Пьера.

Но Пьер прекрасно разбирался что к чему и задал себе вопрос: не были ли эти бесчисленные поздравле­ния медвежьей услугой? Он понимал, что Гонин может превратиться из ревнивого соперника в смертельного врага.

«Я поговорю с Эстевом, — подумал он. — Он навер­няка найдет возможность уладить это дело».

И он продолжал размышлять, пока мысли его не перебил телефонный звонок.

Жаки, снявшая трубку, крикнула из своего каби­нета:

— Это тот иностранец, который уже звонил и хотел говорить только с вами. Возьмите трубку.

У человека действительно был сильный иностран­ный акцент. Он сразу сказал:

— Я позволил себе побеспокоить вас, поскольку мне кажется, что во время 24-часовых гонок в Ле-Мане хотят совершить преступление. — И простодушно пояс­нил: — Вы знаете эти знаменитые автомобильные гонки.

Сначала Пьер подумал, что это розыгрыш коллег по газете, у которых во время дежурства много свобод­ного времени.

Среди журналистов, в том числе и в «Суар», подоб­ные телефонные шутки стали почти традицией, иные из них были весьма жестокими. И все же Пьер не решился повесить трубку. Акцент незнакомца был сильным, а голос молодым. Не желая оказаться в смешном поло­жении в случае розыгрыша, он сказал:

— Поскольку речь идет об очень важной информа­ции, скажите мне ваше имя и номер телефона, куда я могу позвонить вам, после этого повесьте трубку и я перезвоню. Я должен быть уверен, что это не шутка.

Он говорил быстро и побоялся, что тот не поймет его. Поэтому спросил:

— Вы меня хорошо поняли?

Ему показалось, что на другом конце провода раз­дался смешок. Потом незнакомец ответил:

— Я португалец. И хотя не могу говорить по-фран­цузски достаточно хорошо, понимаю прекрасно. Мне вполне понятно ваше недоверие. Меня зовут Кандидо, и я работаю в отеле «Авианосец» в Шартре. Посколь­ку я дежурю у портье, вам легко позвонить ко мне. До скорого, господин Сен-Жюст.