Росс Макдональд - Так они погибают

— У меня есть для вас предложение, Арчер. — Он даже положил руки на мои плечи. — Деловое предложение.

Я встал, подняв свои плечи за пределы досягаемости для него.

— У вас своеобразный подход к бизнесу.

— Забудь об этом. Как будто я перед ним извинился. — Убери пистолет, Блэни. Вы работаете на эту старую даму, Лоуренс, как вы сказали. Вместо этого выполните работу для меня. Что скажете?

— Сбивать простоквашу?

Он проглотил это без звука.

— Будете заниматься гем же. Вы хотите связаться с Гэлли Лоуренс. Поезжайте в Палм Спрингс и свяжитесь с ней. Я плачу вам косую за нее, пять косых за Джо.

Почему?

— Они мне очень нравятся. Я хочу пригласить их к себе посмотреть телевизор.

— Почему вы сами туда не съездите?

Он сделал паузу, потом решил открыться:

— Это за пределами моей территории. Не люблю нарушать границу. Во всяком случае, вы можете съездить туда вместо меня, не правда ли?

— Если вы так считаете. — В этом был легкий выход из положения.

— Уговор дороже денег, — произнес он, к моему удивлению. — Вы доставите мне Джо, а я суну вам тут же пять кусков. — Он показал мне толстую пачку банкнотов, зажатых золотой скрепкой в виде типографского знака доллара.

— Джозефа — живого или мертвого?

— Живого, если это вам удастся. Мертвого — сделка все равно остается в силе. Что может быть более справедливым? — Он обратился к Блэни: — Оружие нашего друга при тебе?

— Да-а, — Блэни встал.

— О’кей, верни его Арчеру. На улице, — Доузер повернулся ко мне, улыбаясь с каким-то собачьим очарованием: — Не обижайтесь, старина. Каждый должен позаботиться сам о себе, это — мое кредо.

— Говоря про заботу о себе, я обычно не забываю взять задаток. — Мне не нужны были деньги Доузера, но я решил получить их. Выдача и получение денег, требование выдать их и отказ сделать это были для Доузера основной формой связи с людьми. Это — а также угроза, удар, причинение страха и боли.

Он крякнул и протянул мне стодолларовую купюру. Денежные знаки обладают свойством переносить на себя черты людей, которые их вручают. Банкнот свернулся у меня в руке, как жирный зеленый червь на помидоре.

К десяти часам я был уже в Палм Спрингс, обходя различные бары. Я последовательно изучал сначала одну сторону главной улицы, поднимаясь по ней вверх, а потом противоположную, спускаясь вниз. Старые и молодые, толстые и худые бармены дарили мне одинаково холодную, сожалеющую улыбку. Они смотрели на меня, потом на фотографию и снова на меня.

— Красивая штучка. Нет, я никогда ее не видел.

— В чем дело, приятель, жена удрала от вас? Если бы она зашла вчера, я бы запомнил, но ее здесь не было.

— Это не ваша дочь? Или ваша? — Это был самый неприятный поворот в разговоре.

Я потратил примерно шесть долларов на выпивку и совершенно ничего не обнаружил, когда наконец удалось ухватить ниточку. Это случилось в небольшом заведении на боковой улице под названием «Лариат». Коробка из сосновых сучковатых бревен с коровьими рогами над баром, сиденья и высокие стулья, обтянутые толстой кожей с заклепками, ретушированные цветные виды Палм Спрингс в былые дни, когда он служил опорным пунктом в пустыне, что было не так уж давно. Многое в интерьере было сделано, чтобы придать «Лариату» вид старого салуна на Диком Западе, но заведение все равно выглядело современным, недавно построенным. Пара беглецов из волчьей стаи Лос-Анджелеса играла в глубине зала в деревянные передвижные кружочки на доске. Бармен, который наблюдал за игрой, подошел, когда я уселся на высокий стул возле стойки. Это был молодой парень, одетый в рубашку по моде Хопалонга Кассиди, опоясанную широким ремнем из воловьей кожи.

Я попросил шотландского виски с содовой. Когда бармен принес выпивку, я показал ему копию своего удостоверения и произнес небольшую речь. Он посмотрел на меня, потом на копию удостоверения и опять на меня, но без сожалеющей улыбки. Его большие карие глаза косо взирали вниз как бы с середины лица, поэтому он был похож на кокер-спаниеля. У них такой честный взгляд, будто они хотят искренне помочь.

— Да, мне знакомо это лицо, — сказал он. — Вчера вечером девушка была здесь. Вы не поверите, вчера этот бар ломился от наплыва народа. Хотя обычно по понедельникам оживление спадает после уик-энда и все такое.

— Как ее зовут? — Казалось, вопрос выскочил из меня слишком легко. Возможно, перебор шотландского виски в барах подталкивал мою реакцию, но притуплял интуицию.

— Этого я не помню. Они находились не у стойки, а там, в глубине, в кабинке, рядом вон с той доской. Я просто обслуживал их. «Дайкири» — они пили этот коктейль.

— Кто был ее партнером по «Дайкири»?

— Какой-то парень, — уклончиво ответил бармен после небольшой паузы.

— Вы его знаете?

— Я бы не сказал, что знаю. Он появлялся здесь несколько раз; то покажется, то пропадет.

— Но может быть, вы знаете, как его зовут?

— Должен знать. Я думал, что знаю. Хотя боюсь, что забыл. — Он прикурил сигарету и попытался принять непроницаемый вид, но это ему не удалось.

Сдача с моей десятидолларовой купюры лежала на стойке между нами. Я подвинул деньги в его сторону.

— Вы могли бы описать его внешность?

— Может быть, я могу это сделать, а может быть, и нет. — Он поежился в своей ковбойской рубашке, глядя задумчиво на деньги. — Не знаю, какая тут кроется тайна, сэр. Если это ловушка для развода или что-то вроде этого, я не стану выбалтывать слишком поспешно.

— Если речь идет о разводе, для меня это новость. — Я объяснил ему, что в данном случае речь идет о блудной дочери. Но с Доузером и Тарантайном дело разрасталось. В разговоре я их не упомянул, да и сам старался забыть о них.

Бармен все еще испытывал беспокойство. Банкноты и серебряная мелочь лежали нетронутыми на черном блестящем пластике стойки, ближе к нему, нежели ко мне.

— Мне надо об этом подумать, — он испытывал внутреннюю борьбу. — Я хочу сказать, что попытаюсь все-таки вспомнить для вас, как его зовут.

Делая огромное усилие казаться невозмутимым, он направился к другому концу стойки бара и вынул из-под него телефонный аппарат. Наклонившись над стойкой и закрыв плечами диск, чтобы я не видел, какой набирает номер, он позвонил. Прошло много времени, прежде чем ему ответили. Говорил он совсем неслышно, прямо в трубку.

Затем убрал аппарат и взял Мой пустой бокал.

— Выпьете что-нибудь еще, сэр?

Я взглянул на свои ручные часы, была почти полночь.

— Валяйте.

Он снова наполнил бокал и поставил его на стойку, рядом с деньгами.

— Я могу рассчитаться из этих, сэр?

— Это ваше дело. Но это съедает навар, не правда ли?

— Не понимаю, — ответил он. Но ждал, когда я выну еще одну бумажку.