Эрл Гарднер - Собака, которая выла

— Сегодня, — произнес он, — я попытался добиться оправдательного вердикта.

Он раздавил окурок и отодвинулся от стола вместе со стулом.

— Однако, молодой человек, — сказал он, — нам пора.

Как предсказывал Перри Мейсон, Клод Драмм вызвал для дачи показаний продавца из магазина спортивных товаров, которого доставили из Санта-Барбары. Свидетель опознал роковой пистолет как проданный подсудимой 29 сентября прошлого года; он предъявил запись о продаже, сделанную в книге учета огнестрельного оружия, и соответствующую подпись Бесси Форбс.

Клод Драмм торжествовал. Сделав знак Перри Мейсону, он напыщенно произнес:

— Можете подвергнуть свидетеля перекрестному допросу.

— Вопросов не будет, — процедил Перри Мейсон.

Нахмурившись, Клод Драмм проводил взглядом удалившегося свидетеля и, повернувшись лицом к залу, театрально возгласил:

— Вызываю Тельму Бентон.

Тельма Бентон давала показания тихим глубоким голосом. Следуя вопросам Клода Драмма, она быстро набросала драматическое развитие событий в жизни убитого, поведав о его жизни в Санта-Барбаре; о безрассудной страсти к Пауле Картрайт; о бегстве влюбленных; о покупке дома на Милпас-драйв; о счастье, что Форбс и его подруга обрели в своей незаконной любви. Затем последовали таинственный жилец в соседнем доме; постоянная слежка в бинокль; внезапное понимание, что этот жилец не кто иной, как брошенный муж; неожиданный отъезд Паулы Картрайт и, наконец, убийство.

— Начинайте перекрестный допрос, — напыщенно произнес Клод Драмм с торжеством в голосе.

Перри Мейсон не торопясь встал.

— Ваша честь, — обратился он к судье, — вскоре станет очевидным, что показания данной свидетельницы, возможно, будут иметь первостепенное значение. Насколько я понимаю, примерно в половине четвертого будет, как обычно, объявлен перерыв на пять-десять минут. Сейчас десять минут четвертого, я охотно приступлю к перекрестному допросу и сделаю паузу на время положенного послеполуденного перерыва. Но, не считая этой задержки, я испрашиваю разрешение вести перекрестный допрос данной свидетельницы до самого конца сегодняшнего заседания.

Судья Маркхем поднял брови, посмотрел на Клода Драмма и спросил:

— Имеются ли возражения у представителя окружной прокуратуры?

— Решительно никаких, — усмехнулся Клод Драмм. — Вы можете вести перекрестный допрос сколько заблагорассудится.

— Во избежание недоразумений хочу уточнить, — сказал Перри Мейсон, — что мне было бы крайне желательно либо перенести перекрестный допрос на завтра, либо условиться, что он будет завершен сегодня.

— Приступайте к допросу, адвокат, — произнес судья Маркхем, постучав молотком. — Настоящий суд не имеет намерения прерывать перекрестный допрос, объявляя перерыв или перенос заседания, если вы подразумеваете именно это.

Клод Драмм сделал приглашающий жест с подчеркнутой вежливостью:

— Если угодно, можете допрашивать свидетельницу хоть целый год.

— Достаточно! — оборвал судья Маркхем. — Приступайте к перекрестному допросу, адвокат.

Перри Мейсон вновь оказался в центре внимания. Заявление о том, что перекрестный допрос будет иметь первостепенное значение, приковало глаза присутствующих к его персоне. То, что перед этим его вопросы носили столь поверхностный характер, лишь подчеркивало важность предстоящего допроса.

— Когда вы уехали из Санта-Барбары с мистером Форбсом и миссис Картрайт, — спросил он. — последняя знала о вашем положении?

— Не знаю.

— Не знаете, что объяснил ей мистер Форбс?

— Естественно, нет.

— До этого вы были у мистера Форбса секретаршей, не так ли?

— Да.

— Не были ли вы чем-то большим, чем просто секретаршей?

Клод Драмм тут же вскочил на ноги с решительным и яростным протестом, и судья Маркхем его немедленно поддержал.

— Это поможет установить мотив, ваша честь, — возразил Перри Мейсон.

— Пока что свидетельница не сообщила ничего такого, что позволило бы приобщить подобный мотив к делу. — отрезал судья. — Решение принято, адвокат. Предлагаю продолжать допрос и впредь избегать подобных вопросов.

— Слушаюсь, — ответил Перри Мейсон и обратился к свидетельнице: — Вы выехали из Санта-Барбары с Клинтоном Форбсом и Паулой Картрайт в автомобиле, не так ли, миссис Бентон?

— Да.

— В машине с вами находилась полицейская овчарка?

— Да.

— Пес по кличке Принц?

— Да.

— Тот самый, которого застрелили при убийстве?

— Да, — ответила Тельма Бентон с неожиданной яростью. — Он отдал жизнь, защищая своего хозяина от подлого убийцы.

Перри Мейсон медленно кивнул:

— Это был тот самый пес, что приехал с вами в автомобиле?

— Да.

— Пес любил Паулу Картрайт?

— Да, они неплохо ладили, когда мы уехали из Санта-Барбары, а потом он очень сильно к ней привязался.

— А до этого пес жил в доме мистера и миссис Форбс?

— Правильно.

— Вы его там видели?

— Да.

— Был ли пес предан также и миссис Форбс?

— Естественно.

— И к вам он тоже привязался?

— Да, животное было привязчивое.

— Да, — заметил Перри Мейсон, — это я могу понять. Собака почти непрерывно выла ночью пятнадцатого октября текущего года, верно?

— Нет, не выла.

— Вы не слышали собачьего воя?

— Нет.

— Разве не правда, миссис Бентон, что пес выбежал из дома, остановился у пристройки к гаражу — тогда ее заканчивали — и жалобно выл?

— Нет, он не выл.

— Ладно, — сказал Перри Мейсон, внезапно переходя на другую тему, — вы опознали записку, которую написала мистеру Форбсу миссис Картрайт, когда решила вернуться к мужу?

— Да.

— Она лежала у себя в комнате с гриппом?

— Да.

— Но поправлялась?

— Да.

— И в отсутствие мистера Форбса неожиданно вызвала такси?

— Когда мистера Форбса, — сказала свидетельница с ледяным сарказмом, — выманили из дома с помощью ложной жалобы, которой дали ход окружной прокурор, вы сами и Артур Картрайт, эта женщина вернулась к мистеру Картрайту, причем сделала это тайком.

— Вы хотели сказать, — заметил Перри Мейсон, — что она сбежала с собственным мужем.

— Она бросила мистера Форбса, с которым год прожила, — заявила свидетельница.

— И оставила для него записку?

— Да.

— Вы подтверждаете, что записка написана почерком миссис Картрайт?

— Да.

— Вы видели почерк миссис Картрайт, еще когда она жила в Санта-Барбаре?

— Да.

— Сейчас, — произнес Перри Мейсон, извлекая на свет лист бумаги, — я предъявляю вам бумагу, которая, как установлено, написана собственноручно миссис Картрайт, и спрашиваю вас — не этим ли почерком написана записка?

— Нет, — медленно произнесла Тельма Бентон, — не этим. — Она прикусила губу и вдруг добавила: — По-моему, миссис Картрайт после отъезда из Санта-Барбары нарочно пыталась изменить почерк. Она не хотела, чтобы кто-нибудь из тех, кому она могла написать, раскрыл ее настоящее имя.