Эдуард Хруцкий - Искатель. 1983. Выпуск №3

Картрайт задумался, а потом кивнул.

— Хорошо, я согласен. — Он встал. — Благодарю вас, джентльмены. Прошу извинить меня за некоторую нервозность. В последнее время я почти не спал. — И он вышел из кабинета.

— Ну? — Доркас повернулся к доктору Куперу.

— Я не хотел бы ставить диагноз на основании столь ограниченной информации, — начал тот, — но, как мне кажется, мы имеем дело со случаем маниакально-депрессивного психоза.

— Человек, страдающий маниакально-депрессивным психозом, не является сумасшедшим? — спросил Мейсон.

— Он не совсем нормален.

— Но и не сумасшедший?

— Вопрос в том, что вы подразумеваете под этим словом. Юридически — нет, если вас интересует, будет ли он нести ответственность за совершенное преступление.

— Я говорю о другом. Это душевное заболевание, не так ли?

— Совершенно верно.

— И излечимое?

— Да.

— Он говорил о чем-нибудь еще? — спросил Доркас. — Или пришел к вам исключительно из-за воющей собаки?

— Я могу сказать лишь о том, что он оставил мне задаток, — улыбнулся Мейсон.

— Наличными?

— Да.

— Все ясно, — засмеялся Купер. — Это, несомненно, отклонение от нормы.

Когда Перри Мейсон появился в приемной, его секретарша Делла Стрит заканчивала разбор почты.

— Доброе утро, — поздоровался он. — Что новенького, Делла?

— Все как обычно. Кроме одного письма. От мужчины, который вчера приходил сюда.

— Какого мужчины?

— Он жаловался на собачий вой.

— А, — улыбнулся Мейсон, — Картрайт. Интересно, спал ли он этой ночью?

— Письмо доставлено специальным посыльным. Должно быть, его отправили около полуночи.

— Что-нибудь еще насчет собаки?

— Он прислал завещание и… — Делла оглядела приемную, будто опасаясь, что кто-то услышит ее слова, — десять тысячедолларовых банкнотов.

— Десять тысяч наличными? — удивленно переспросил Мейсон.

Делла Стрит, встав из-за стола, подошла к сейфу, достала пухлый конверт и передала его Мейсону.

Мейсон вытащил из него банкноты, внимательно осмотрел их и сунул в карман.

Затем он прочел вслух записку Картрайта.

«Уважаемый мистер Мейсон!

Я видел вас во время последнего процесса и убедился, что вы честный человек и настоящий боец. Я прошу вас заняться этим делом. В конверт я кладу десять тысяч долларов и завещание. Десять тысяч долларов — задаток. Я хочу, чтобы вы представляли лицо, указанное в завещании, в пользу которого оставлена моя собственность, и защищали его интересы. Теперь я знаю, почему выла собака.

Я написал завещание согласно вашему совету. Возможно, вам не придется утверждать завещание в суде или защищать интересы моего наследника. В противном случае вы получите десять тысяч плюс триста долларов, переданные вам вчера.

Благодарю за оказанную мне помощь.

Мейсон вздохнул и положил банкноты на стол.

— Этот Картрайт сумасшедший, натуральный сумасшедший.

— С чего вы это взяли? — спросила Делла.

— Видите ли, Делла, доктор Купер, психиатр, заметил вчера, что в наши дни расчет наличными является отклонением от нормы. Этот человек за последние двадцать четыре часа дважды расплатился со мной именно наличными, причем десять тысяч он прислал простым письмом.

— Вероятно, у него не было возможности послать их иначе.

— Возможно, — согласился Мейсон. — Вы прочли завещание?

— Нет. Как только я увидела, что лежит в конверте, я положила его в сейф.

— Хорошо. Давайте посмотрим, что он там пишет.

Мейсон развернул лист бумаги с надписью «Последнее завещание Артура Картрайта» и, прочитав написанное, медленно кивнул.

— Ну что ж, отличное завещание. Все написано от руки: дата, подпись и прочее. Итак, он оставляет львиную долю наследства одному лицу, женщине, а мне десять процентов от наследства при условии, что я буду представлять эту женщину, основную наследницу, по любым правовым проблемам, которые могут возникнуть в связи с завещанием, смертью наследодателя или с ее семейными взаимоотношениями.

— Широкое поле деятельности, не так ли? — заметила Делла.

— Этот человек, — задумчиво продолжал Мейсон, — или писал под диктовку опытного адвоката, или обладает острым умом. Сумасшедший не способен составить подобное завещание. Все логично и взаимосвязано. Девять десятых наследства отходят миссис Клинтон Фоули, остальное — мне. Он обусловливает… — Брови Мейсона медленно поползли вверх.

— В чем дело? — забеспокоилась Делла. — Ошибка в завещании?

— Нет, — медленно ответил Мейсон, — ошибки нет. Но есть нечто очень странное. — Он подошел к двери, ведущей в коридор, и запер ее на ключ. — Никаких посетителей, Делла, пока мы не разберемся с этим делом.

— Так что же произошло?

— Вчера, — Мейсон понизил голос до шепота, — его интересовал вопрос, получит ли наследство женщина, проживающая по определенному адресу и указанная в завещании как миссис Клинтон Фоули, если потом выяснится, что она лишь прикрывается этим именем. Выходит, Картрайт не сомневался, что под именем миссис Клинтон Фоули скрывается другая женщина. И я объяснил ему, что для определения лица, в пользу которого оставляется собственность, достаточно указать в завещании известные наследодателю имя и адрес этого человека, например, описав его как «женщину, проживающую с Клинтоном Фоули в доме сорок восемь по Милпас Драйв под именем миссис Клинтон Фоули».

— Он так и сделал?

— Нет, — Мейсон покачал головой. — Он оставил наследство миссис Клинтон Фоули, законной супруге Клинтона Фоули, проживающего в этом городе по адресу: сорок восемь, Милпас Драйв.

— Так что от этого изменилось?

— Все. Если окажется, что женщина, проживающая с Клинтоном Фоули, не расписана с ним, она ничего не получит. Наследство оставлено законной жене Клинтона Фоули, а адрес определяет место жительства самого Фоули, а не его жены.

— Вы думаете, что Картрайт неправильно истолковал ваши слова?

— Не знаю, — нахмурился адвокат. — Во всяком случае, в остальном он не ошибся. Поищите Картрайта по телефонному справочнику. У него должен быть телефон. Немедленно свяжитесь с ним. Скажите, что это очень важно.

Не успела она протянуть руку к телефонному аппарату, как раздался звонок. Мейсон взял трубку.

— Слушаю.

— Боюсь, Мейсон, — послышался скрипучий голос Доркаса, — мне придется отправить вашего клиента, Картрайта, в психиатрическую лечебницу.

— Что он еще натворил?

— Скорее всего собачий вой — плод его больного воображения. Клинтон Фоули рассказал мне, в чем дело, и убедил меня, что этот Картрайт не только психически неустойчив, но и опасен, так как находится на грани того, чтобы преступить закон и совершить насилие.

— Когда вы говорили с Фоули? — спросил Мейсон, взглянув на часы.