Г. Китинг - Новые приключения Шерлока Холмса (антология)

— Потрясающе, — отозвался пассажир, откидываясь на спинку сиденья. — Вы очень наблюдательный юноша. Нельзя ли узнать ваше имя?

— Шерлок Холмс, студент Гринвилл-колледжа, к вашим услугам, сэр.

— О, Гринвилл? Значит, мы с вами соседи. Я…

— Вы Уильям Спунер, преподаватель Нового колледжа. Прошу вас, не удивляйтесь, сэр. В Оксфорде вы — настоящая знаменитость.

«Спу», молодой преподаватель древней истории и философии, пользовался большой известностью среди студентов и успел стяжать репутацию человека весьма эксцентричного. Слава о нем впоследствии распространилась далеко за пределы университета [13] Спунер Уильям (1844–1930) — реальное лицо. Благодаря особенностям речи Спунера от его фамилии произошел термин «спунеризм» — забавная перестановка слов, слогов или букв, нечаянная или намеренная («На голову короля была наложена корова»). .

Спунер скорбно закивал:

— Ах вот оно что. Это из-за тех штук , которые я иногда говорю, верно? Знаете, я ничего не могу с ними поделать. Они сами вытаскивают изо рва.

Обменявшись любезностями в том же духе, оба пассажира обратились к собственным занятиям. Холмс вернулся к своему ученому труду. Спунер провел некоторое время, располагая свои вещи в каком-то подобии порядка и раскладывая их на багажной полке над головой, после чего извлек из кармана сюртука томик Овидия, свернулся в углу и начал читать, поднося страницы близко к лицу. Однако ни тому ни другому не удавалось сосредоточиться. Холмса заинтересовал этот альбинос, к тому же он понимал, что и Спунер питает к нему не меньшее любопытство. Более молодой пассажир время от времени украдкой бросал взгляд в разделявшее их пространство и всякий раз обнаруживал, что самый примечательный обитатель Нового колледжа пристально смотрит на него. Один или два раза Спунер открывал рот, словно намереваясь заговорить, но либо ему не приходили на ум нужные слова, либо он успевал раздумать. Наконец он все же нарушил тишину:

— Прошу прощения, что беспокою вас, мистер Холмс. Просто я подумал… вдруг вы смогли бы обсудить со мной один случай… деликатный и весьма странный…

— Буду только рад, сэр. Если, конечно, я могу быть вам полезен.

— Эта история не из тех, о которых я решился бы беседовать с кем-либо после столь непродолжительного знакомства, но вы производите впечатление необычайно проницательного молодого человека. Мне кажется, само Провидение свело нас.

Холмс, старательно скрывая веселое удивление, ждал, какую загадку поведает ему чудаковатый профессор.

— Я убежден, что все это не более чем студенческий розыгрыш. Возможно даже, вы слышали о ней от самих участников.

— Слышал о чем, сэр?

Глаза Спунера за стеклами очков нетерпеливо сощурились.

— Разумеется, о картине. О голландском «Рождестве». Она уже три недели как пропала.

— Может быть, сэр, имело бы смысл начать с самого начала?

— Да-да, конечно. Видите ли, Гиддингс, председатель совета нашего колледжа, блестящий ученый, специалист по эпохе Возрождения, чрезвычайно любезный… не преуспел на выборах.

История, на которую у обычного рассказчика ушло бы около десяти минут, заняла у Спунера весь остаток пути. По своему обыкновению он перескакивал с одной мысли на другую, рискованно балансируя на проволоке слабо связанных ассоциаций. Холмс с интересом выслушал подробности, с не меньшим удовольствием следя за манерой их изложения, требовавшей от слушателя немалого терпения. События, если говорить коротко, сводились к следующему.

Около одиннадцати лет назад в Новом колледже проходили очередные выборы ректора. На них тогдашний декан соперничал с доктором Гиддингсом, председателем совета колледжа. Совет предпочел кандидатуру декана, ибо Гиддингс, хотя и пользовался большим уважением коллег, не отличался богатырским здоровьем, к тому же и годы брали свое. Престарелый профессор, демонстрируя благорасположение к колледжу и его сотрудникам, сердечно поздравил избранного ректора и подарил церкви при этом учебном заведении великолепное полотно — «Рождество» кисти Рембрандта. Именно эту картину похитили в октябре 1873 года.

Холмс поинтересовался, почему о преступлении не поставили в известность полицию, и получил ответ: члены совета предпочли рассматривать это дело как сугубо внутриуниверситетское. За прошедшие несколько месяцев в различных оксфордских колледжах произошел целый ряд подобных случаев. Так, со своего флагштока исчезло знамя Ориел-колледжа, а из зала Мертона пропала люстра. Кто-то украл старинные солнечные часы, висевшие на стене во внутреннем дворе Магдален-колледжа. А недавно кто-то вынес из библиотеки Рэдклиффа редчайшую инкунабулу, оставив на ее месте искусную подделку и тем самым введя в заблуждение служащих библиотеки. Руководство Нового колледжа сочло эти проделки студенческими шалостями и предприняло собственные изыскания, однако для Холмса было очевидно, что Спунера и, вероятно, его коллег эти потери тревожат куда больше, нежели они готовы признать.

Выслушав этот рассказ, мой друг лишь выразил свое сожаление по поводу утраты, постигшей Новый колледж, и с огорчением сообщил: он не знает ничего такого, что могло бы поспособствовать нахождению картины. В Оксфорде он новичок, и ему, объяснил он, еще предстоит познакомиться с тем, как расходятся слухи в студенческой среде, однако он в любом случае предпочитает такой болтовне уединение и ученые занятия.

Прибыв в Оксфорд, оба путешественника направились в одном и том же кэбе в центр города, где и разлучились. Холмс решил больше не думать об исчезнувшей картине, однако любопытные подробности Спунерова рассказа, как и бессвязный способ их изложения, трудно было изгнать из памяти. Потому-то на следующее утро он обнаружил, что забрел в церковь близлежащего колледжа и смотрит на обширное пустое пространство, выделяющееся на каменной стене. Пониже этого прямоугольника была приколота карточка, надпись на которой гласила: «Рембрандт ван Рейн. „Рождество Господне“. 1661. Картина находится на реставрации».

Холмс забрался на деревянную скамью, чтобы рассмотреть стену более пристально. Там, где полотно когда-то прикасалось к камню, ему удалось различить едва заметные следы пыли. Он знал, что между его растопыренными пальцами, большим и мизинцем, ровно девять дюймов с четвертью, и с помощью этого нехитрого инструмента стал определять размеры исчезнувшей картины. Как раз когда Холмс изо всех сил тянулся вверх, пытаясь оценить высоту пропавшего шедевра, он услышал позади возмущенный голос:

— Эй! Что это вы делаете?

Шерлок Холмс преспокойно спустился со скамьи и повернулся. Перед ним стоял престарелый служитель колледжа, чья выцветшая черная мантия свидетельствовала о том, что он — нечто вроде церковного сторожа или смотрителя.