Израэль Зангвилл - Тайна Биг Боу

— Я бы шагу не ступил, чтобы послушать его,— сказал Дензил и ушел в свою комнату. Когда миссис Кроул во время чаепития послала к нему одного из детей с чашкой крепкого чая, мальчишка нашел его спящим на кровати в одежде и испускающим некрасивый храп.

Наступил вечер. Была ясная, морозная погода. Уайтчепел-Роуд заполняла шумящая толпа, как будто это был субботний вечер. Звезды сияли на небе, словно огоньки неких небесных уличных торговцев. Все с волнением ожидали прибытия мистера Гладстона. Несомненно, он должен был проехать этой дорогой. Но никто не видел ни его самого, ни его экипажа. Быть может, большую часть пути он проделал на трамвае. Он мог бы простудиться в открытом экипаже — да и в закрытом тоже, если бы высовывал голову из окна.

— Как будто он немецкий принц или король людоедов,— горько заметил Кроул, по дороге в клуб.— Нам нужно было завешать Майл Роуд флагами и разноцветными огоньками. Но, возможно, оно и к лучшему. Он ведь знает Лондон, и нет смысла пытаться приукрасить действительность. У этих монархов, должно быть, странные представления о городах. Они наверняка воображают, что люди постоянно живут под реющими знаменами и ходят под триумфальными арками, или что я чиню обувь в воскресном костюме,— кстати говоря, несмотря на день недели, Кроул сегодня был одет в этот самый костюм и этим, казалось, только подчеркивал свое сравнение.

— И почему бы не наполнить жизнь красотой? — размышлял Дензил. Поэт вычистил свою одежду и умылся, но его глаза до сих пор выдавали переутомление от взращивания красоты. Дензил из дружеского расположения сопровождал Кроула до дверей клуба. Самого Дензила сопровождал Гродман, но это проявлялось менее явно. Еще менее явным образом, подобно теням, Дензила по-прежнему сопровождали агенты Скотленд-Ярда, посланные Вимпом. Вокруг клуба собралась толпа неопределенных размеров. Полиции, швейцару и распорядителям было нелегко избежать наплыва безбилетников, очередь которых весьма осложняла процесс попадания в клуб привилегированных посетителей. Примыкающие улицы были переполнены людьми, желавшими взглянуть на Гладстона. Мортлейк прибыл в двухколесном экипаже — его голова подобно популярности маятнику раскачивалась в стороны, отпуская поклоны,— и также был одарен восторженным поклонением.

— Ну, до скорого, Кантеркот,— попрощался Кроул.

— Нет, я провожу вас до двери, Питер.

Они продирались сквозь толпу плечом к плечу.

Теперь, когда Гродман вновь увидел Дензила, он не хотел потерять его из виду. Он совершенно случайно наткнулся на него, так как сам был задействован в церемонии открытия портрета, на которую был приглашен благодаря своему общеизвестному стремлению раскрыть Тайну. Он говорил об этом с одним из полицейских, и тот согласился с ним. Ему нужно было наблюдать за Дензилом и при необходимости отказаться ради этого от удовольствия послушать речь Гладстона. Впрочем, такое решение могло обеспечить ему более острые впечатления. Арест нельзя было больше откладывать.

Но, казалось, Дензил решил и дальше следовать за Кроулом по пятам. Это было на руку Гродману: так он мог поймать сразу двух зайцев. Однако Дензила остановили на полпути, не дав ему войти:

— Ваш билет, сэр!

Дензил выпрямился во весь свой рост.

— Пресса,— величественно произнес он. Вся слава и великолепие четвертой власти были сконцентрированы в этом коротком слове. Должно быть, даже святой Петр у врат рая отступал перед журналистами. Но здешний швейцар скорее напоминал неприступного дракона.

— Из какой газеты, сэр? — спросил он.

— Нью Порк Геральд,— резко ответил Дензил. Он не любил, когда ему не верили на слово.

— Нью Йорк Геральд! — повторил один из распорядителей, не расслышав толком название газеты.— Пропусти его внутрь.

В мгновение ока Дензил оказался внутри.

Но за время этой короткой заминки у Вимпа появилась идея. Он никак не мог взять себя в руки и придать безразличное выражение своему лицу, подавив блеск своих глаз и уняв нервное подергивание рта. Он пошел вслед за Дензилом, заслонив проход Гродману. Какое-то время они, окрыленные неожиданной удачей, толкались в дверях и не замечали друг друга, но потом сердечно пожали руки.

— Гродман, это Кантеркот только что вошел внутрь, не так ли? — спросил Вимп.

— Я не заметил,— совершенно безразличным тоном ответил Гродман.

Внутри Вимп ощущал сильнейшее волнение. Он чувствовал, что его успех будет очень громким при таких сенсационных обстоятельствах. Глаза всей страны, или, быть может, и всего мира обратятся на него — ведь тайна Биг Боу сейчас на слуху повсюду. В наш век расцвета электричества преступники приобрели известность не только в пределах своей страны, но по всему миру. Такой привилегией пользовались немногие творческие люди. На этот раз Вимп должен был стать одним из них — он чувствовал, что заслужил это. Если преступник применял чуть ли не гениальную хитрость, планируя убийство, то он, со своей стороны, проявлял чудеса проницательности в его расследовании. Никогда еще он не собирал воедино звенья столь разрозненной цепи. Он не мог потерять уникальную возможность применить сенсационную схему расследования к раскрытию сенсационного убийства. В нем был силен драматичный инстинкт; он чувствовал себя драматургом, сочинившим мелодраматический сюжет, который неожиданно решили поставить на сцене в Друри Лейн [33] Лондонский театр. . Было бы безумием отказывать себе в таком удовольствии, хотя с учетом присутствия Гладстона и характера церемонии, возможно, надо было на время остановиться. С другой стороны, как раз эти самые факторы подталкивали его к действиям. Вимп вошел и сел позади Дензила. Все места были пронумерованы, так что кто угодно мог занять чужое место. Дензил сидел на специально зарезервированном для прессы месте, в первом ряду у центрального прохода. Кроул теснился в углу, за колонной, почти в конце зала. Гродман удостоился чести сидеть на трибуне, где он мог при желании подвинуться чуть вправо или влево, но он продолжал наблюдать за Дензилом. Портрет бедного идеалиста висел на стене позади Гродмана, завешенный коричневым холстом. По залу проносился гул волнения, временами перераставший в приветственные аплодисменты, когда какие-нибудь известные люди занимали свои места на трибуне. Там было несколько местных членов парламента и прочих политиков, несколько парламентеров, сопровождавших известного человека, три-четыре профсоюзных лидера, два пэра-филантропа, несколько человек из Тойнби и Оксфорд Холла, председатель и всяческие почетные официальные лица, а также некоторые из родственников и друзей покойного. Как всегда, на трибуну неизбежно пробились и некоторые нахальные люди, не имеющие никаких оснований там находиться. Гладстон припозднился — он прибыл позже Мортлейка, которого приветствовало эхо голосов,— кто-то выкрикнул «Он такой славный парень» и толпа подхватила этот клич, словно на политическом митинге. Гладстон прибыл как раз вовремя, чтобы признать справедливость этого комплимента. Песнь в честь Мортлейка утонула в овациях по случаю прибытия старика. Шум толпы ударил в голову Мортлейка подобно выпитому шампанскому. На его глазах выступили слезы, и он шел как в тумане. Он представлял, как эти волны энтузиазма выведут его в золотой век. Ах, его собратья-труженики должны быть достойно вознаграждены за оказанное ему доверие!