Анатолий Галкин - Искатель, 2013 № 03

Когда бывший майор все-таки вышел и получил свои наручники, Максим Квасов решил поехать к реке Кривуше и за забором задержать Сойкина и всех, кто окажется там.

Это пока не арест, но лучше взять их сейчас, чем потом отлавливать по всему миру…

Таким образом, у Леры Лифановой были все материалы для разгромной статьи.

Она вошла в кабинет главного редактора Юрия Мунка с видом победителя.

Юрий Львович долго читал текст. Где-то восторгался, поднимая вверх большой палец, где-то удивлялся, разводя руками. Но в самом конце погрустнел.

— Отличная статья, Лера!

— Спасибо, Юрий Львович.

— Это шедевр журналистики! Но печатать мы его не будем.

— Почему?

— Пойми меня, Валерия, правильно. Наш еженедельник называется «Новая искра». Не взрыв, не бомба и не пожар. Искра, она значительно скромнее и осторожнее.

— Не понимаю, Юрий Львович!

— Вот ты, Лера, пишешь, что директор Трощенко жулик и вор. А его пока еще даже не арестовали.

— Арестуют!

— Или вот — пенсионер ФСБ Сойкин у тебя организатор трех убийств. А суда еще не было. Где твоя презумпция невиновности. Так нас с тобой за клевету упекут.

— Я слышала о новом законе. Получается, что до суда вообще нельзя писать ни о ком.

— Правильно, Лера. Даже если ты точно знаешь, что твой герой вор, заведи на него уголовное дело, проведи суд и после приговора пиши.

— Но я не могу завести дело! А те, кто может, не очень хотят. Мы пять лет будем ждать. И о чем тогда писать, Юрий Львович?

— Пиши о том, что можно. Пиши о гламуре, о гороскопах, о кулинарных рецептах, о колдунах и магах.

— Но мы же «Новая искра»!

— Поискрили немного — и хватит! Сейчас, Лера, другие времена…

Полковник Серов сверкал, как блин на Масленицу. Сотрудники отдела майора Матвиенко раскрыли важнейшее дело. Тут и несколько убийств, и мошенничество, и спасение подмосковных рек.

И опять отличился лейтенант Квасов.

Всем были обещаны ордена, медали и благодарности.

И на вопрос Максима об аресте Трощенко полковник радостно согласился.

— Надо брать этого гада. Но и горячку нечего пороть. Он пока ничего не знает о показаниях Годунова и Дробышева. Так, Матвиенко?

— Да, он думает, что во Власюках обычная проверка. И Сойкин пока ведет себя спокойно. Про убийства мы ему не говорили, а на стройке коттеджей он «якобы» оказался случайно.

— Вот и хорошо! Давай-ка, майор, сегодня выпускай Сойкина под подписку о невыезде. Будто бы мы ничего о нем не знаем. А завтра утром подготовим усиленную бригаду и нагрянем к Трощенко на завод. Вот тогда и начнем полную раскрутку. Все ясно?

— Так точно, товарищ полковник!

— А я еще раз скажу — молодцы, ребятки. Хорошо поработали!

Когда все ушли, полковник проверил, насколько плотно закрыты двери, и подошел к сейфу. Там в глубине верхней полки лежала коробка с сотовыми телефонами. Они попали к нему разными путями, но ни один не был зарегистрирован на него.

На каждом мобильнике стоял номер. Трощенко полковник звонил редко по шестому мобильнику.

Директор откликнулся сразу.

— Привет, друг! Это Федор тебя беспокоит.

— Я понял, полковник. Что, плохо дело?

— Хуже некуда! Ты в Лондоне давно не был.

— Собираюсь завтра полететь.

— Завтра поздно будет. Ты лети сегодня в Киев. А оттуда утром хоть в Вену, хоть в Прагу.

— Понял, полковник. За мной не заржавеет!

— Очень надеюсь…

Серов подошел к окну и с тоской посмотрел на уютные московские улицы.

Была вторая половина дня. Надо обязательно проследить, чтобы Матвиенко отпустил Сойкина под подписку.

Ясно, что у Василия Михайловича припрятан загранпаспорт. Уходить от слежки он умеет. А деньги и все остальное у него уже там, на запасных аэродромах.

Полковник улыбнулся, вспомнив жилище Сойкина в Лондоне. Красивый домик! И хорошо, что они соседи. Пусть Василий Михайлович поживет рядом и постережет его недвижимость.

Невелика работа за то, что Серов сделал для него сегодня. Он ему жизнь спас.

За три убийства Сойкину светило пожизненное…

Белые стены, белый потолок, такие же простыни и наволочка подушки. Стерильность, в которой нет ничего живого. «Не больница, а склеп какой-то», — мрачно подумал Ганин, оглядывая палату. Даже шевелящиеся от легкого ветерка белые ситцевые занавески чем-то походили на бледные руки мертвеца, тянущиеся к его родной Снежаночке, чтобы навсегда заключить ее в свои холодные объятия…

Проснувшись рано утром от острого приступа тревоги и не увидев на соседней кровати свою возлюбленную, Ганин со всех ног бросился искать ее по всему дому. Нашел он ее быстро — почему-то ему в голову сразу же пришла мысль о комнате с портретом — это явно его проделки! Дверь в комнату не открывалась, но тут Ганин вспомнил, что до прихода Снежи запер ее на ключ, который затем отдал охране. Пришлось бежать на КПП…

Открыв дверь, Ганин остолбенел: Снежана лежала на полу без движения, а девушка на портрете торжествующе улыбалась, и кольцо на ее безымянном пальце горело особенно ярко. Ганин подбежал к Снежане и облегченно вздохнул — она была жива! Она дышала, и на теле ее не было никаких смертельно опасных ран. Правда, зияло несколько глубоких царапин на шее и руке, и кровавые пятна на одежде, но не ножевые же ранения, в конце концов! Да и вообще, Снежана была не похожа на подвергшуюся побоям или насилию девушку. «Спящая красавица, да и только!» — невольно подумал он, забыв на минуту о своем горе под впечатлением удивительно прекрасного зрелища, представшего перед его взором: лицо ее было совершенно спокойным, губы чуть приоткрыты, как лепестки только что распустившейся розы, волосы золотистым дождем рассыпались по плечам… Ганин, не глядя на злосчастный портрет, украдкой, но крепко поцеловал Снежану, а потом взял ее на руки и вынес из комнаты. Внизу, на первом этаже, он тут же вызвал «скорую», а узнав из мобильника Снежи номер ее мамы, сообщил обо всем и ей. Всю дорогу на пути в больницу он сжимал в своих потных и дрожащих руках бледную, но теплую и нежную ладонь любимой Снежи и все время шептал, как заклинание, одни и те же слова: «Только не умирай, только не умирай…»

Врач — полноватый и самодовольный, как сытый кот, молодой человек, с щеголеватой редкой бородкой и большими очками на носу — сказал, что беспокоиться не о чем. Угрожающих жизни ран на теле не обнаружено, царапины пустяковые, а на вопрос «так что же с больной?» невозмутимо ответил, что ее состояние похоже на глубокий обморок, вероятно, вследствие какого-то сильного душевного потрясения, но по его бегающим глазкам Ганин понял, что ни черта он не знает…