Рекс Стаут - Черная гора (сборник)

Вульф вел себя не по-мужски. Я надеялся, что, решив пересечь океан и добрую часть Европейского континента, он покончил с нелюбовью к машинам и расслабился, однако видимых изменений не заметил.

В такси он все так же сидел на краешке сиденья, вцепившись в ремень, а в самолете не мог расслабить ни один мускул. По-видимому, это сидело в нем настолько глубоко, что ему помог бы только психоанализ, для которого не было времени. На это ушло бы, пожалуй, не двадцать часов, а двадцать лет.

С Вашингтоном все уладилось просто.

Очень важная персона из Госдепа, не заставившая нас томиться в ожидании более десяти минут, поначалу пыталась объяснить, что вмешательство в дела паспортного ведомства на таком высоком уровне попросту неразумно.

Вульф прервал собеседника, и отнюдь не дипломатично, как предполагал статус учреждения. Заявил, что просит не о вмешательстве, а только о том, чтобы ускорить дело. Он бы не обратился за помощью в Вашингтон, если бы не крайняя необходимость. Неотложные дела профессионального характера срочно требуют его присутствия в Лондоне. Он предполагал, что может рассчитывать на благодарность за некогда оказанные услуги. Неужели так сложно пойти навстречу его столь скромной и невинной просьбе?

Навстречу пошли, но все равно формальности отняли какое-то время.

Всю субботу мы разбиралась с делами. Неизвестно было, на какое время мы уезжаем. Может, вернемся через несколько дней, но скорее, как полагал Вульф, следовало рассчитывать на неопределенный срок. Поэтому дел у меня было невпроворот.

Мы рассчитались с Фредом и Орри, а Солу поручили дежурить в кабинете и ночевать в южной комнате. Натаниэль Паркер, наш адвокат, был уполномочен подписывать чеки, а Фриц – присматривать за «Рустерманом». Теодору выдали целую кучу ненужных инструкций по поводу орхидей.

Помощник управляющего в отеле «Черчилль» обналичил нам чек на десять тысяч десятками, двадцатками и сотнями. И я потратил добрый час на то, чтобы аккуратно их уложить в пояс, который купил в магазине Аберкромби.

И все бы ничего, но в последнюю минуту, когда Вульф уже стоял в пальто и шляпе, между нами вспыхнула ссора. Единственная за весь день. Я открыл ящик своего стола и вытащил «марли» 32-го калибра и две коробки с патронами.

– Ты этого не возьмешь, – заявил он.

– Естественно, возьму.

Я сунул пистолет в плечевую кобуру, а коробки – в карман.

– Разрешение у меня в бумажнике.

– Нет. Из-за него могут быть неприятности на таможне. Купишь пистолет в Бари. А этот оставь здесь.

Он был босс и мог приказывать.

– О’кей, – сказал я.

Вынул пистолет, положил его в ящик и уселся.

– Я не еду. Как вам известно, много лет назад я взял за правило не отправляться на дело, связанное с убийством, без пистолета. А это супердело. Я не собираюсь в чужой стране гоняться за убийцей вокруг этой вашей Черной горы с никуда не годной пушкой местного производства неизвестной мне системы.

– Вздор. – Он посмотрел на часы. – Пора ехать.

– Езжайте.

Молчание. Я положил ногу на ногу. Он сдался:

– Черт с тобой! Если бы я так не зависел от тебя, сделал бы все сам. Идем.

Я вернул «марли» в кобуру, а патроны – в карман. И мы вышли. Фриц и Теодор проводили нас на улицу, где за рулем седана уже сидел Сол. Вещи лежали в багажнике, и все заднее сиденье оказалось в распоряжении Вульфа. Глядя на физиономии Фрица и Теодора, можно было подумать, что мы уезжаем на фронт. Бедняги и в самом деле ничего не знали. Мы ввели в курс дела только Сола и Паркера.

В Айдлуайлде мы без помех проделали все формальности и сели в самолет. Я подумал, что Вульфу не повредит немного юмора, чтобы отвлечься от ужасов перелета, и пересказал забавную фразу, произнесенную кем-то позади нас, когда мы поднимались по трапу. «Боже мой, – прозвучало за нашей спиной, – они содрали с меня тридцать долларов за перевес багажа, а посмотрите только на этого типа!»

Видя, что хохма желаемого эффекта не произвела, я пристегнулся и оставил босса наедине с его страданиями.

Должен признать, он старался не показывать своих мук. Первую пару часов я вообще не видел его лица, потому что он таращился в иллюминатор на океан и облака. Когда нам подали еду, он послушно управился с фрикасе и салатом, без капризов и выкрутас. Потом я принес ему две бутылки пива. Он вежливо меня поблагодарил, и это был поступок.

Ведь он держался того убеждения, что все движущиеся части любой машины подвержены непредсказуемым прихотям. Если подобная дурь овладеет вдруг нашим самолетом, мы плюхнемся глухой ночью в пучину Атлантики.

На этой мысли я крепко заснул. А когда проснулся, часы показывали половину третьего, но было совсем светло, пахло жареным беконом, и в моем ухе звучал голос Вульфа:

– Я хочу есть. Мы летим, опережая время, и через час уже будем на месте.

– Вы спали?

– Немного. Я хочу завтракать.

Он съел четыре яйца, десять ломтиков бекона, три булочки и выпил три чашки кофе.

Я так и не увидел Лондон, потому что аэропорт находится за городом, а Джеффри Хичкок ждал нас у выхода. Мы не видели Хичкока с тех пор, как он был последний раз в Нью-Йорке, три года назад.

Он приветствовал нас очень сердечно для англичанина, пригласил к угловому столику в ресторане и заказал булочки, джем и чай. Сначала я хотел воздержаться, но потом подумал: какого черта, должен же я привыкать к чудн́ой иностранной пище, и не стал отказываться.

Хичкок вынул из кармана конверт:

– Здесь ваши билеты на самолет до Рима. Он улетает через сорок минут, в двадцать минут десятого, и прилетает в три часа по римскому времени. Поскольку ваш багаж перевезут прямо на борт, здешняя таможня вас не побеспокоит. У нас есть полчаса. Этого хватит?

– С избытком.

Вульф намазал джем на булочку.

– В основном меня интересует Телезио. Тридцать лет назад, будучи мальчишкой, я бы доверил ему свою жизнь. Могу ли я доверять ему теперь?

– Не знаю.

– Мне надо знать, – резко сказал Вульф.

– Конечно надо.

Хичкок вытер салфеткой тонкие бледные губы.

– Но в наши дни человек, которому вы можете довериться заочно, редкая птица. Скажу только, что имел с ним дело вот уже восемь лет и доволен. Боден знает его намного дольше, со времен Муссолини, и ручается за него. Если у вас…

Хриплый металлический голос из громкоговорителя, предположительно женский, сотряс воздух. Он вещал что-то срочное. Когда трубные звуки смолкли, я спросил Хичкока, о чем речь. Он ответил, что пассажиров девятичасового рейса на Каир просят срочно собраться у выхода номер семь.

– Да, – кивнул я, – мне так и показалось, что я расслышал слово «Каир». На каком языке она говорила?

– На английском.

– Прошу прощения, – извинился я и глотнул чая.