Элизабет Ролле - Убийство в доме с привидением

— У тебя еще хватает нахальства говорить про убор­ку?! Можно подумать, что здесь был образцовый порядок, а я его нарушил.

— Во всяком случае, никто не просил тебя копаться на моем столе. Раньше там был мой беспорядок, по определенной системе, а теперь просто беспорядок, бессистемный, и я ничего не смогу там найти.

— А раньше мог?— задал Питер коварный вопрос.

— Разумеется,— ответил Нильс, не заметив подвоха.

— Почему же ты в таком случае не дал мне ручку, если тебе ничего не стоило найти ее?

— Гм... ручка... что такое ручка? — глубокомысленно произнес Нильс.— Мелочь, недостойная моего внимания. К тому же мне кажется, ее на столе вообще нет. Знаешь, посмотри в карманах серого пиджака.

— Если ее там тоже нет, тебе будет плохо,— пригрозил Питер, открывая шкаф.

— Нашел? — с некоторым беспокойством спросил Нильс, следя, как Питер обшаривает карманы; приятель был сильнее его, и оба они это прекрасно знали.

— Нашел, — ответил Питер, извлекая ручку.

— Значит, теперь ты точно должен прибрать на столе, — с вернувшейся самоуверенностью заявил Нильс,

— С какой стати?

— Ты же получил ручку.

— Ну и что?

— Как что? Раз получил ручку, значит, должен навес­ти порядок.— Нильс следовал своей железной логике.

Питер задумчиво посмотрел на стол, потом на Нильса,

— Хорошо бы дать тебе по шее,— довел он до сведения приятеля итог своих размышлений. — Раза два или даже три,— мечтательно добавил он.

— Пит, мне за тебя стыдно! Сыну дипломата не при­стало употреблять такие выражения, как «дать по шее», — На всякий случай Нильс съехал на самый кончик кресла, чтобы быть готовым вскочить в любую минуту, — Ты жехотел заняться кроссвордом, не отвлекайся по пустякам.

Питер хмыкнул, затем махнул рукой, вооружился ручкой, уселся на стул и взял журнал с кроссвордом.

— С чего там начинается?— спросил Нильс.

— Богогня у древних греков.

— Гефест. Подходит?

Питер начал писать и расхохотался.

— Эта ручка тоже не пишет! Стоило тратить на нее столько усилий!

— Покажи-ка! — Разглядев ручку, Нильс залился смехом.— Откуда ты ее выкопал? Я о другой говорил, о синей, а эта уже давно не пишет.

— А синяя где?

— Где-где... На столе, должно быть,— ответил Нильс.— Или где-то в карманах.

Посмотрев друг на друга, оба снова дружно рассмеялись и решили ложиться спать.

Утром Стентон пошел провожать Линду домой. Вернулся он явно не в духе, что было весьма странно: вряд ли Бэнвиллы могли плохо принять человека, накануне спасшего их дочь. Вероятно, плохое настроение было у него с самого утра. Утром Нильс ни его, ни Линду не видел, они ушли очень рано, до завтрака, перехватив что нашлось из еды на кухне. Линда беспокоилась о своих родителях, которые наверняка волновались за нее, несмотря на успокоитель­ные заверения братьев Диллонов. Нильс попытался с по­мощью окольных вопросов выяснить у кухарки — един­ственного человека, видевшего Стентона и Линду перед уходом, в каком они были настроении, но как ни старался, добился лишь детального описания того, что они съели. Наконец, махнув рукой на конспирацию, Нильс прямо спросил ее, какое у них было настроение, на что получил следующий ответ: аппетит у обоих был неважный. Отчаяв­шись услышать что-либо более вразумительное, Нильс оставил кухарку в покое.

Следующие два дня прошли без происшествий. Нильс с Питером съездили в город и обзавелись биноклем. Опро­бовав его со своего наблюдательного поста на башне, Нильс заявил, что дом Деккера виден как на ладони и что теперь тому не скрыться; правда, он затруднялся вразу­мительно объяснить, в чем именно он собирается уличить Деккера при помощи бинокля. Питер не видел в подобном наблюдении особого смысла, но Нильс разом пресек его возражения вопросом: что он предлагает взамен?

Из этих двух дней один Стентон провел в городе. Лин­ за непоявлялась — встревоженные родители удерживали её дома. Стентон тоже не ходил к ним. Это, по мнению Нильса, говорило о том, что ночью между ними что-то произошло. Возможно, Стентон вел себя не по-джен­тльменски — тем более теперь ему нечего сердиться. Линда пришла на третий день. Стентон держался с ней очень корректно и предупредительно, однако сама безупреч­ность манер, свидетельствовала о некоторой холодности. Линда, напротив, была нежна с ним настолько, насколько это было возможно при посторонних. Из этой ситуации Нильс сделал вывод, что ночью она выставила его вон, а теперь чувствует себя виноватой и, может быть, даже рас­каивается: было видно, что она влюблена в Стентона.

С пяти часов зарядил мелкий дождь. Линда снова оста­лась ночевать, сказав, что при такой погоде ее родители догадаются, почему она не вернулась домой, и не будут волноваться.

Слушая монотонный шум дождя, Нильс лениво думал о том, как приятно в плохую погоду лежать под теплым одеялом. Он уже задремал, когда Питер что-то громко сказал.

— Что?— спросил Нильс, открывая глаза.

— Я говорю, что наши купальные принадлежности остались на улице. Надо забрать их оттуда.

—- Если бы ты вспомнил о них сразу как только начался дождь, это имело бы смысл, а к чему вылезать теперь, когда они все равно уже насквозь мокрые?

— Если их отжать и повесить под навесом, к утру они высохнут.

— А что изменится в мироздании, если они не высох­нут? — тоном разочарованного в жизни философа спро­сил Нильс.

- То, что я не желаю вытираться мокрым полотенцем и лежать на мокрой подстилке.

— Разве у тебя нет другого полотенца?

— Полотенце есть, а подстилки нет.

— Может, мы завтра вообще не пойдем купаться, аесли и пойдем, то совсем необязательно лежать на под­стилке.

— Предпочитаешь валяться на сырой земле?

— Если будет сыро, то незачем идти купаться,— сказал Нильс, натягивая одеяло до подбородка.

— Кончай валять дурака! Кидаю монету: кто проиграет, пойдет за вещами.— С кровати Нильса донесся протяжный вздох.— Орел или решка?

— Орел.

Питер подбросил монету. Нильс с неожиданной резвостью соскочил с кровати и кинулся смотреть на резуль­тат.

— Судьба всегда ко мне несправедлива,— мрачно казал он и начал одеваться.— Если до полуночи я не вер­нусь, прошу организовать спасательную экспедицию.

— Будь спокоен,— заверил его Питер,— все будет как надо. Похоронная церемония по высшему разряду, с ор­кестром и венками.

— Что-то я сомневаюсь, смогу ли унести два полотенца и две подстилки,— задумчиво сказал Нильс, натягивая дождевик.— Если будет тяжело, придется твое имущест­во оставить, не надрываться же.

— Тогда пойдешь второй раз,— безжалостно сказал Питер.

В саду было темно и мокро. Пока Нильс добрался до веревки, где они развесили свои вещи, он порядком вымок, несмотря на длинный дождевик. Сад был запущенный, бурно разросшиеся кусты свисали над дорожками, и, за­девая за мокрые ветки, Нильс чувствовал, как струйки воды сбегают по спине. Он ежился и втягивал голову в плечи, но это плохо помогало, и он пожалел, что вышел с непокрытой головой. Кое-как сняв с веревки вещи, он пе­рекинул их через руку и пошел к навесу. Шорох листвы и стук капель о навес приглушали другие звуки, и все же голоса он услышал раньше, чем увидел говоривших. Вер­нее, и слышал, и видел он одного человека — Стентона, стоявшего к нему спиной и закрывавшего собой второго.