Пьер Вери - Завещание Базиля Крукса

В 10 ч. 12 м. женщина возвращается, вслед за ней появляется один из мужчин, который говорит: «Вы не отпивали из стакана, не так ли?». Женщина выходит и тотчас вслед за ней и мужчина. Часы показывают 10 ч. 16 м.

В 10 ч. 20 м. все трое возвращаются и все трое продолжают пить, и тот из мужчин, который в промежутке не входил в бар, падает навзничь. Он мертв.

Итак, между 10 ч. 10 м. и 10 ч. 20 в коктейль был введен яд. Кто-то ввел яд. Кто ввел его?

Транкиль лукаво оглядел всех и продолжал:

— Отвечая на вопрос, Пигот допустил три ошибки.

Первую ошибку он сделал, когда решил, что только два человека могли совершить преступление и что значит один из двух и совершил его. Так возникло предположение об убийстве на романической почве.

Это предположение я отбросил с самого начала. Мне было ясно, что преступник в этом случае рисковал не только своей судьбой, но и судьбой любимого существа... ибо не может быть сомнений, что те двое, которых взял под подозрение Пигот, любят друг друга.

Транкиль, повернулся к мгновенно зарывшейся Лауре и сказал:

— Простите меня, сударыня, но мне приходится говорить и о таких вещах, чтобы рассуждение мое было безупречно.

Вместо ответа Лаура смущенно улыбнулась.

— К тому же, преступления на романической почве совершаются обыкновенно открыто. Их оружие — не яд, а револьвер или кинжал. Еще показательнее слова капитана, обращенные им к синьоре Лауре. Если бы капитан был замешан в историю с цианистым калием, он не стал бы спрашивать.

Вот почему я отбросил предположение о романтическом преступлении, и очень жаль, что и вы, Пигот, не поступили так же, ибо отказавшись от этой гипотезы, вы увидали бы, что никаких мотивов здесь к убийству Тейа не было. Я уже говорил об этом Нунецу.

— Совершенно верно, — заметил тот. — Но сознаюсь, что я не сумел сделать из этого заявления никаких выводов.

— Между тем, они весьма просты. Раз не было мотивов к устранению Тейа, то, очевидно, жертвой преступного плана пало не то лицо, которое было намечено убийцей. Иными словами, яд предназначался не для покойного.

Теперь попробуем вообразить, что должен был быть отравлен капитан Родериго.

Подхожу ко второй ошибке Пигота. Будучи уверен, что преступление совершено или капитаном, или синьорой Лаурой, он не стал задумываться над вопросом, как мог быть введен яд. Для меня же этот вопрос оказался основным.

Будем рассуждать. Раз доказано, что убийца не входил в комнату, а яд тем не менее был введен, то убийца, очевидно, действовал снаружи. Так как нет никаких оснований предполагать, чтобы были применены какие-либо сложные механические приспособления, то, значит, яд был принесен кем-то, кто был орудием, по всем вероятиям, бессознательным в руках убийцы.

И вот скажу вам прямо: таким бессознательным орудием оказался сам синьор Тейа, а яд, который он ввел в свой стакан, предназначался не для него.

Транкиль привстал и начал прислушиваться. Наружная дверь открылась; по коридору раздались шаги, последовал стук в дверь. В ней показался Бартоломео, который неловко поклонился и исчез, не произнеся ни слова.

— Нам нужно спешить, — произнес Транкиль, насаживая на голову свой невообразимый котелок.

Пятеро мужчин и Лаура Тейа молча сидели на корме «Альдебарана». Транкиль сделал жест, выражавший глубокую досаду и пробормотал:

— Слишком светло!

В самом деле яхту освещала яркая луна.

— Нужно ждать, — сказал француз. — Сколько времени, не знаю. Но не сомневаюсь, что убийца будет сегодня ночью на борту. Однако, ночь становится довольно прохладной. Синьора Лаура, не предпочтете ли вы пройти в каюту капитана?

— Нет, — ответила она, — я останусь с вами.

Она плотнее запахнула свое манто. Было ясно, что ее ничем не поколебать.

— Пусть так, — сказал Транкиль. — Давайте условимся, как нам вести себя.

— Да, в самом деле, что нам делать, когда убийца появится? — видимо, волнуясь, вмешался капитан. — Дайте нам указания. И, может быть, вы назовете теперь нам его имя.

— Когда он появится, не предпринимать ровно ничего и молчать. Что касается его имени, то почему бы его не назвать? Я поджидаю капитана «Альдебарана»...

Транкиль заторопился и скороговоркой закончил:

— Но время не терпит. Нужно занимать посты. Вас, капитан и синьора Лаура, прошу устроиться около руля. Нунец и Пигот, займите посты по обеим сторонам капитанского мостика. Не согласитесь ли вы караулить на носу, доктор?

— Отлично, — ответил тот. — Я устроюсь за выступом помещения для матросов и буду защищен от ветра. А в тоже время от меня ничего не ускользнет из того, что будет происходить в передней части яхты.

Обращаясь к полицейским, Транкиль спросил:

— А вы, надеюсь, помните мои инструкции?

Не отвечая, они скрылись на лестнице, ведшей в рубку.

Тем временем, на луну набежало облако. За ним потянулись другие.

— Погода портится, — заявил Транкиль, потирая руки. — Все идет хорошо.

И отошел к корме.

На колокольне пробил час. Вдруг капитан крепко сжал руку Лауры. Но и она слышала. Кто-то поднимался по лестнице на капитанский мостик.

В это время из-за тучи показался узкий рог луны. И то, что при слабом свете представилось глазам капитана, поразило его до чрезвычайности. По лестнице поднимался человек, одетый в форму капитана «Альдебарана».

Наверху человек пробыл недолго. Спустившись, он прошел в бар и стал готовить себе какую-то странную смесь. В то мгновение, когда он подносил ее к губам, перед ним вырос из мрака Транкиль с пучком соломинок.

— Не угодно ли соломинку, капитан?

Старый Рамон — это был он, — дрожа, стоял за прилавком. Бар наполнялся людьми: в него стекались все те, кто вместе с Транкилем взошли на яхту.

— Простите меня, — залепетал старик. — Я вернулся на яхту, несмотря на запрет. Я знал, что завтра ее направят в Бильбао, и не мог отказать себе в удовольствии еще раз побывать на ней. Ведь я провел на ней свыше 12 лет. А эта форма... простите... маленькая мания.

По знаку Транкиля в бар вошли полицейские. Один из них держал за хвост труп черного кота.

— Вот, — сказал он, — в каком виде мы были бы, если бы не послушались совета мосье Транкиля и отведали чего-либо из яств, приготовленных нам старым Рамоном.

— Не спускайте с него глаз, — сказал Транкиль. — Перед нами убийца синьора Тейа. А орудие преступления — вот оно: простая соломинка, которую Рамон обмакнул в раствор цианистого калия и которую Тейа сам положил в свой стакан.

— Однако, — усомнился Пигот, — соломинки не были отравлены. Ведь Тейа упал не после первого, а после второго глотка.

— Две первые соломинки не были отравлены, — торжествующе произнес Транкиль. — Отравлена была третья. Ибо соломинок было три.