Лори Кинг - Ученица Холмса

Первые несколько недель я чувствовала себя каким-то тропическим семенем, попавшим во влажную и теплую среду. Я расцвела: и телом, благодаря заботе миссис Хадсон, и умом, благодаря этому странному человеку, который бросил свою работу в Лондоне и приехал в самый спокойный на свете загородный дом, чтобы выращивать пчел, писать свои книги и, возможно, встретить меня. Не знаю, какой судьбой нас расположило менее чем в десяти милях друг от друга. Но знаю, что никогда и нигде не встречала ума, подобного Холмсу. По его словам, он тоже не встречал равного моему. Если бы я не нашла его, я, вероятно, стала бы подобием своей тети. Я совершенно уверена, что мое влияние на Холмса тоже было значительным. Он пребывал в стагнации и, вероятно, загнал бы себя в могилу раньше срока. Мое присутствие, моя, если хотите, любовь придали смысл его жизни с того самого первого дня.

Если Холмс заменил мне отца, то бесспорно и то, что миссис Хадсон стала мне второй матерью. Конечно, между ними были строго деловые отношения типа домоправительница – хозяин, несколько согретые долгой привычкой друг к другу. Тем не менее, она была мне матерью, а я ей дочерью. У нее был сын в Австралии, который писал ей каждый месяц, а я была ее единственной дочерью. Она откормила меня, я поправилась и в течение первого года нашего знакомства выросла на два дюйма, за второй год на полтора, достигнув своего теперешнего роста без малого шесть футов. В конце концов рост перестал меня беспокоить, но долгое время я была довольно неуклюжей и совершенно не умела пользоваться украшениями. Когда я поступила в Оксфорд, Холмс преподал мне несколько уроков восточных единоборств, которые пошли на пользу всем моим мышцам. Миссис Хадсон, конечно, предпочла бы уроки балета.

Присутствие миссис Хадсон в этом доме сделало возможными для меня визиты к его одинокому хозяину. Она научила меня ухаживать за садом, пришивать пуговицы, готовить простые блюда. Она научила меня быть женственной. Именно она, а не моя тетя, рассказала мне о женском теле (так, как оно описывалось в учебниках анатомии, можно было скорее сбить с толку). Это она отвела меня в лондонские парикмахерские и магазины одежды, и когда я вернулась из Оксфорда в день своего восемнадцатилетия, то произвела на Холмса ошеломляющее впечатление. К счастью, доктор Уотсон как раз гостил тогда у Холмса. Думаю, если бы не он, я бы убила мистера Холмса своим появлением в таком виде.

Что касается Уотсона, то этого милого человека я стала называть дядей Джоном, к его величайшему удовольствию. Сначала я готова была его возненавидеть. Как можно так долго работать с Холмсом и так мало узнать о нем? Как мог довольно интеллигентный человек не ухватить суть с самого начала? Как мог он быть настолько глуп? – негодовал мой разум подростка. Мало того, из его рассказов выходило, что Холмс брал его с собой для одной из двух целей: пострелять из револьвера (хотя Холмс сам был прекрасным стрелком) или чтобы Уотсон, играя под дурачка, составлял более выгодный фон для детектива. Что нашел Холмс в этом шуте? О да, я была готова ненавидеть его, уничтожить своими язвительными репликами. Однако все получилось совсем по-другому.

Однажды ранним сентябрьским днем я без предупреждения пришла к Холмсу. Во время первой осенней непогоды провода телефонного сообщения в деревне были оборваны, поэтому я и не смогла позвонить и известить о своем намерении прийти. Дорога являла собой грязное месиво, и вместо того, чтобы воспользоваться велосипедом, который я купила (на деньги миссис Хадсон, разумеется), я надела высокие ботинки и отправилась пешком. Пока я шла по сырым холмам, взошло солнце и установилась жара. Подойдя к дому, я оставила грязные ботинки за дверью и прошла через кухню, вся вспотевшая и в грязи. Миссис Хадсон не было на кухне, что было довольно странным обстоятельством для столь раннего часа, но из гостиной доносились приглушенные голоса, и один из них, не знакомый мне определенно принадлежал лондонцу. Вероятно, сосед или гость.

– Доброе утро, миссис Хадсон, – тихо сказала я, предполагая, что Холмс все еще спит. Он часто спал по утрам, так как у него был свой странный распорядок. Я набрала воду в раковину, чтобы смыть пот с лица и грязь с ладоней. Умывшись, я протянула руку за полотенцем, но обнаружила, что крючок пуст. Пока я шарила в слепом раздражении в поисках полотенца, со стороны дверей послышался шум и мне в руки сунули полотенце. Я схватила его и прижала к лицу.

– Спасибо, миссис Хадсон, – произнесла я. – Мне показалось, вы с кем-то разговаривали. Ничего, что я пришла в это время? – Не услышав ответа, я подняла глаза и увидела представительного усатого человека, стоявшего в дверях с сияющей улыбкой на лице. Даже без очков я сразу узнала его и успокоилась. – Доктор Уотсон, я полагаю? – Я вытерла руки, и мы обменялись рукопожатием. Он задержал мою руку, вглядываясь в мое лицо.

– Он был прав. Вы хорошенькая.

Это смутило меня окончательно. Кто, черт возьми, был этот «он»? Конечно, не Холмс. Да еще и «хорошенькая». Истекающая потом, в шерстяных чулках с дырками на больших пальцах, со спутанными волосами, с грязными до колен ногами – и хорошенькая?!

Я освободила руку и нашла свои очки на буфете. Как только я их надела, его лицо сразу приобрело четкие очертания. Он смотрел на меня с таким удовольствием, с таким восторгом, что я даже не знала, что и делать, а просто стояла. Глупо.

– Мисс Рассел, я так счастлив в конце концов встретить вас. Буду краток, потому что Холмс должен скоро проснуться. Я хотел бы поблагодарить вас, поблагодарить от всего сердца за то, что вы сделали для моего друга за последние несколько месяцев. Если бы я прочитал это в истории болезни, то ни за что бы не поверил, но я наблюдал все это собственными глазами и поэтому верю.

– Наблюдали что? – задала я идиотский вопрос. Мне показалось, я выступаю в роли какого-то шута.

– Уверен, вы знали о том, что он был болен, хотя вряд ли догадывались, какая у него болезнь. Я в отчаянии наблюдал за ним, поскольку знал, что если все будет так продолжаться, он вряд ли дотянет до следующего года. Но с мая он прибавил в весе семь фунтов, сердечный ритм нормализовался, кожа порозовела, и, по словам миссис Хадсон, он стал спать, хоть и урывками, но спать. И он говорит, что даже перестал употреблять кокаин, к которому последнее время еще более пристрастился. Просто бросил. Я верю ему. И я благодарю вас от всей души. Вы сделали то, чего не смог сделать я, – вытащили из могилы моего лучшего Друга.

Я стояла сгорая от смущения. Странно, Холмс был болен? Да, он выглядел тощим и кожа его была серого цвета, когда мы встретились в первый раз, но он совсем не был похож на умирающего. Язвительный голос из соседней комнаты заставил нас обоих почувствовать себя неловко.