Жорж Сименон - Ранчо “Кобыла потерялась”

Он не мог принять какой следовало вид, не знал, какие произнести слова.

А если это Пегги Клам? Она была на такое способна. Она, наверное, сожалела о своем вчерашнем поведении.

Вместо того чтобы позвонить и пригласить его зайти, побеспокоилась сама, вот и все.

Эта перспектива была самой приятной. Матильда плохо знала Пегги.

Когда-то, будучи молоденькой девушкой, она навещала ее, но с тех пор сестра почти перестала ездить в Тусон, а Пегги никогда к ним не заглядывала. Несколькими неделями раньше, правда, Пегги заметила:

— Нужно мне все-таки съездить посмотреть, как ты устроил свой дом…

Ну конечно! Это Пегги. И тогда день удался, действительно удался, потому что Пегги обязательно раскроет тайны. Он исподтишка взглянул на сестру, пожалел о несколько смешной шляпке, которую та упорно продолжала носить, — шляпка эта сильно старила ее, и по воскресеньям она из-за нее выглядела значительно старше, чем когда занималась хозяйством в своем фартуке.

— Это Пегги… — заявил он.

Матильда промолчала. Только после долгой паузы прошептала:

— Она знает, где ключ?

Китаец проводил воскресенья у себя в комнате часто с другим китайцем, который приходил к нему, и они вели бесконечную игру в кости. В этот день Чайна Кинг был свободен от забот по дому.

— Нет, не знает…

Всегда, когда дом оставался пустым, последний, кто выходил, засовывал ключ в щель в стене, справа от заднего окна.

— Никого…

Они подъезжали к дому, а никакой машины видно не было.

— Может, она объехала постройки?

Лошади не могли двигаться быстрее. Это не машина, где достаточно нажать на акселератор.

За домом тоже было пусто, но следы шин виднелись весьма отчетливо.

Можно было даже проследить на влажной почве, как машина разворачивалась, прежде чем выехать.

— Она не знала, что мы вернемся.

Китаец так и не вышел. Он позвал его, крикнув что было сил в сторону хозяйственных построек:

— Чайна Кинг! Чайна Кинг! Видишь. По воскресеньям он глохнет. Жаль!

Не знаю, не должен ли я ей позвонить, на всякий случай, как только она доедет до Тусона. Мы разминулись…

Матильда машинально шарила в щели — она и перчатку сняла, чтобы ее не запачкать, — но ключа там не было. Кэли уже начал распрягать коней.

— Джон… посмотри…

Она указала ему на дверь, не на ту, через которую проходили гости, а на заднюю, которой пользовались они сами.

— Ну и что? — спросил он, посмотрев на дверь.

— Ключ… Я его не оставляла в двери…

Ключ торчал в замке.

— Ты уверена, что сунула его в щель?

— Совершенно.

Она была так взволнованна, что не решалась открыть дверь. Он подошел, размашисто шагая, резко толкнул дверь.

— Кто-то приходил, Джон…

Черт возьми! Дверь его комнаты была широко распахнута. Он не закрыл ее на ключ, когда уезжал. Раз он решил сказать все сестре по возвращении, отпала необходимость прятать от нее бумаги, да и дом в любом случае будет закрыт.

Итак, зеленого баула больше в комнате не было. Его протащили по полу, на котором остались царапины, потом по каменным плитам общей гостиной.

Его должны были открывать, рыться в нем, потому что из него выпало несколько бумаг, среди которых фотография Блондинки Мери, программка «Клетки для попугаев» и страничка дневника, где были карандашом нацарапаны какие-то цифры. Пиа проскользнула в дом. Матильда, чтобы прийти в себя, налила себе немного еще не остывшего кофе.

Кэли Джон направился к маленькому секретеру, который стоял в углу его комнаты, около окна. Это была единственная вещь, закрывавшаяся на ключ, а ключ от секретера был у него в кармане. Он открывал его утром. С тех пор как он привез письмо от фотографа, там находился оригинал, и прежде чем уехать в церковь, он положил туда и фотографию, от которой раздувался его бумажник.

Теперь секретер был открыт с помощью какого-то инструмента. Открыт он был чисто, с минимумом повреждений. Только царапинка на кедровом дереве, около замочной скважины. Оба документа — оригинал и копия — исчезли. А вот сотня долларов по-прежнему лежала в маленьком ящичке слева.

Вопреки всякому здравому смыслу, на поиски Чайна Кинга ушел целый час. Матильда же в это время готовила завтрак, вздрагивая от каждого шороха.

Чайна Кинга в комнате не было. Вещи развешаны на плечиках: китаец был очень аккуратен. Постель не застелена. Все было в точности так, как всегда по утрам в воскресенье. Казалось, Чайна Кинг вышел всего на несколько минут, может, пошел за банкой консервов в кладовку, которую называли «столовой», потому что там хранилась провизия.

Все лошади были на месте. Желтая машина тоже. Что Чайна Кинг пошел пешком по плохо проходимой тропке к большой дороге, вызывало большие сомнения.

Кэли Джона начала мучить тоска. Что если его слугу убили? А тело спрятали где-нибудь в соломе или сене?

Несколько нетвердо держась на ногах из-за вчерашней попойки, он вилами переворошил и сено, и солому, но ничего не нашел. Тогда, чтобы осмотреть ранчо, он сел на лошадь и наугад несколько раз объехал его, зовя китайца по имени.

Вернулся он раздосадованный, ничего не обнаружив. Толкнул дверь в кухню.

— Не знаю, что с ним приключилось… Если бы он отправился повидаться с друзьями, то взял бы лошадь… Я спрашиваю…

Он замолк из-за Пиа, перед которой ему не хотелось рисовать мрачные картины.

— Вещи у него в комнате?

— Все развешано.

— А дорожный чемоданчик?

Об этом он не подумал. О чемоданчике Чайна Кинга, которым китаец очень дорожил, вспомнила Матильда. У китайца была старомодная дорожная сумка, и в эту сумку ни всегда закрывал чемоданчик современного фасона такие продают в любой аптеке, — к которому, казалось, питал особую привязанность.

Джон вернулся в комнату, открыл дорожную сумку — замки были закрыты на ключ, который валялся на полу. В сумке были старые сапоги, белье, кинжал с ручкой из слоновой кости, фаянсовые статуэтки, выигранные на ярмарках. Чемоданчика там не было.

— Понимаешь, Джон, никому не нужно было красть вместе с чемоданчиком китайца твои бумаги. По крайней мере я так предполагаю, потому что ты мне еще ничего не сказал…

— Сейчас скажу…

— Я уверена, что Чайна Кинг уехал по собственной воле.

— Он живет с нами уже пятнадцать лет. Я знал его отца в Санбурне…

С завтраком справились быстрее, чем обычно. Пиа отправилась спать.

Когда отец, который работал более чем в десяти милях отсюда на ранчо, не приезжал навестить ее, самой большой радостью для Пиа было проспать всю вторую половину дня. Матильда вымыла посуду, и брат помог ей еще раз. Он предпочел бы помолчать, когда они мирно и спокойно уселись один напротив другого. Зажег сигару, потребовал чаю.

Он даже попросил Матильду, как обычно, заняться вязанием, для того чтобы все было как принято дома в зимние вечера.