Жорж Сименон - «Дело Фершо»

— Что ты от этого выиграешь?

— Еще не знаю, но уверен, что поступаю правильно, оставаясь с ним. Не очень-то красиво, знаешь, бросить его вот так, когда все словно сговорились против него.

— А он совсем о тебе не думает и так мало платит!

Словно кухарке — восемьсот франков в месяц. И у тебя Даже нет времени, Чтобы не прячась приходить повидать меня…

— Он не такой, как ты думаешь.

С Линой на эту тему лучше было не говорить. Она его не понимала. Не могла понять. Ему и самому было непросто понять характер своих отношений с Фершо.

Однажды он, едва не покраснев, сказал жене:

— Это совсем не то, что ты думаешь.

Но теперь он имел в виду другое — пороки, которые она приписывала господину Дьедонне.

В доме было только одно существо, преданное Фершо душой и телом, — старая Жуэтта, готовая служить ему, защищать его, даже если бы он еще громче орал на нее, даже если бы он выбросил ее за дверь. Но Фершо, казалось, не испытывал к ней никакой нежности, глядя на нее с полным безразличием. Она была рядом, как кошка или собака, которых можно погладить или оттолкнуть. Жуэтта вполне могла бы, если бы только захотела, каждый день ходить в кино, гулять полдня, — лишь бы еда была готова вовремя. Не вызывало сомнений и то, что Фершо охотно готовил бы себе сам.

А вот за Моде он наблюдал весь день, пытаясь предугадать его реакцию. Однажды он как бы между прочим сказал ему:

— Вам наверняка не терпится, правда?

Трудно было усомниться насчет смысла, который он вкладывал в эти слова. Не терпится красиво пожить, сполна вкусить радости жизни. Но главным образом, вероятно, иметь власть, быть хозяином…

— Я еще молод, — ответил Мишель. — У меня есть время.

Фершо не спускал глаз с его острых зубов, нервных рук, часто трепетавших ноздрей. Казалось, он испытывает восхищение и еще что-то, похожее на зависть.

Быть может, он угадывал в Мишеле самого себя в двадцать лет?

— Признайтесь: вы готовы были бы пойти на подлость, чтобы поскорее добиться своего?

Почему-то Мишель не отважился солгать ему и ответил, стараясь быть искренним:

— Может быть.

— Тогда потом вы станете таким же, как мой брат.

Похоже, вы так и поступите. Чаще встречается именно такая порода людей.

Заказав новую порцию пива, Мишель продолжал рассказывать:

— Он испытывает потребность исповедоваться мне в вещах, о которых другой предпочел бы умолчать. Подчас мне даже неловко. Он ненавидит молодых людей без размаха, папеньких сынков, застенчивых и подлых. Он настолько их презирает, что даже не испытывает к ним отвращения. Вот что он мне рассказал. Большую часть времени в Убанги ему приходилось разъезжать из одной фактории в другую. Я видел фотографии. Это все маленькие строения посреди поляны: магазин, сарай, комната, помещение, служащее салоном и столовой. Белому человеку приходится там жить иногда целый год и дольше, совсем одному, не видя ни одного европейца. Некоторые привозят туда жен.

Так вот… Однажды в одной фактории Фершо обнаружил настоящий салон, перенесенный из пригородной виллы, — с пианино, безделушками, кружевными занавесками, фотографиями в рамках, диваном, шелковой подушкой с золотыми пуговицами и аппликацией на ней из обрезков ткани, изображающей черного кота. Я словно вижу, как он входит, принюхивается, прохаживается стуча деревяшкой, как с подобострастным видом вьется вокруг него служащий, как хорошенькая разодетая жена хозяина склоняется перед ним. Патрона окружают улыбками и заботами.

Но он уже раскусил их. Он знает, чего они хотят. Муж явно стремится сыграть на соблазнительной внешности жены. И вот она уже наклоняется перед ним, демонстрируя свои груди.

По окончании трапезы его настойчиво приглашают заночевать в доме.

«Ну, пожалуйста, — настаивают они. — Мы уложим вас в комнате, вы хоть раз поспите в настоящей кровати». — «А вы?» — «Мы устроимся на веранде…»

Тогда он направляется к двери в комнату. Раз те настаивают, он согласен. Но перед тем как войти, оборачивается к молодой женщине. «Пошли!» — произносит он самым естественным тоном.

Муж и жена переглядываются. Она не знает, что делать. Оба спрашивают себя: не пошутил ли он? «В чем дело?.. Разве вы не хотите переспать со мной?»

— Твой Фершо омерзителен! — воскликнула Лина. — Надеюсь, она не пошла, а ее муж…

— Ничуть не омерзителен. Я вообще убежден, что он предпочел бы свою обычную негритянку.

— Не хочешь ли ты сказать, что эта женщина…

— Вот именно, малышка! Вот именно! На другой день, вместо того чтобы пообещать мужу продвижение, на которое тот рассчитывал, Фершо проводит обстоятельную ревизию и удерживает у того из зарплаты несколько сот франков за дурное ведение приходо-расходных книг и плохое управление магазином.

— И ты смеешь утверждать, что одобряешь это?

— Я…

Он не закончил фразы. В открывшейся двери возник мужчина в плотном черном пальто с шарфом на шее и в вышедшей из моды шляпе. Не обращая внимания на разглядывавших его людей, он явно кого-то высматривал.

Первым желанием Мишеля было улечься на скамейке, чтобы его не заметили. Но затем ничего не понимавшая Лина удивилась, увидев, как он нерешительно поднялся из-за стола и пошел навстречу незнакомцу.

Они оба стояли. Фершо оказался всего лишь худым, уже старым мужчиной, одетым хуже любого клиента, с палкой в руке. Мишель оживленно о чем-то говорил ему, полуобернувшись в сторону Лины, так, что его собеседник стал внимательнее ее разглядывать.

Неужели Мишель станет утверждать, что находится тут со случайно встреченной женщиной? Лина не исключала этого. Она ждала, нахмурив лоб. Из-за только что рассказанной истории ей хотелось придать лицу презрительное выражение.

Что они там обсуждали? Что решали? Почему Фершо был так скуп на слова, в то время как Мишель говорил с растущим оживлением?

Наконец мужчина с деревянной ногой пересек кафе, направляясь к Лине, остановился перед ней и снял шляпу.

На висках у него были капельки пота.

— Добрый вечер, мадам.

Мишель счел нужным его представить:

— Господин Дьедонне Фершо.

— Вы позволите?

Он присел, нажав какой-то рычаг на ноге, чтобы она согнулась.

— Я за вашим мужем. Нам необходимо этой же ночью уехать на некоторое время. Вы ведь тоже были в Вере?

— Да, мсье. Мы женаты только пять месяцев и…

Она собиралась сказать, что не оставит мужа, что не позволит ему…

— Надеюсь, вы не откажетесь поехать вместе с нами?

Глаза Мишеля загорелись от радости и гордости. Они как бы говорили: «Вот видишь! Он совсем не такой, как ты думала. Отныне ты будешь вместе с нами».

Испытывая отвращение к себе за то, что не проявила характер, она ответила любезным тоном, которому была научена: