Владимир Колычев - Палач мафии. А теперь Горбатый!

Мужики сходили к реке, искупались.

– Алка, с нами поедешь? – спросил один.

Женщина промолчала. Только мотнула головой. Никуда она не хотела ехать.

– Тогда оставайся здесь, шалава! – гоготнул второй.

Он вырвал из-под нее матрасы, сунул их в машину. И сам скрылся в кабине. Его напарник сел за руль. Взревел двигатель, и «Колхида» с прицепом медленно пошла в сторону дороги. Женщина Алла даже не открыла глаз, чтобы посмотреть вслед.

Как будто сам черт дернул Роберта. Он медленно с опаской подошел к ней. Сел на траву рядом с ней. Она даже не шелохнулась.

Его рука сама легла на ее вялую грудь. Он не мог сказать, какая у нее кожа – мягкая, сухая, приятная на ощупь или нет. Волна необузданного возбуждения смыла все чувства и ощущения. Осталась только одна потребность – войти в эту женщину на всю длину. Все мировосприятие сосредоточилось на конце разбухшей кочерыжки...

Она впустила его в себя. Не открывая глаз, заулыбалась. На лице появилось выражение блаженства – как тогда у Варвары Ильиничны. Из груди вырвался сдавленный стон. Таз и бедра задвигались в такт его движениям...

Если бы Роберт стоял перед выбором – продолжать или умереть, он бы лучше умер. У него просто не было сил остановиться. Настолько сильно захватил его этот скотский процесс...

Алла тоже получала удовольствие. В этом нетрудно было убедиться... Но она по-прежнему не открывала глаз.

А Роберт разошелся. Все выше, все выше и выше... Он уже на самой вершине. Нет сил удержаться. Он падает. Головокружительный полет. Сейчас он упадет на дно пропасти. И будет взрыв...

Алла открыла глаза в самый последний момент. Увидела искаженное страстью лицо Роберта. И закричала как резаная.

Она попыталась вырваться из-под него. Но Роберт просто не мог позволить себе дать ей уйти. Он должен был взорваться в ней... И это случилось. Он выбросил в нее всю свою жизненную энергию. И обессиленно сполз с нее.

Алла вскочила на ноги.

– Горбун! Да будь ты проклят!..

Она собрала свои вещи в охапку и, не одеваясь, побежала по дороге. Еще и в ужасе оглядывается. Неужели она думает, что Роберт захочет ее остановить?

Они пришли вечером. Их было всего двое. Один в форме, другой в штатском.

– Именем закона!..

На Роберта надели наручники, повели к машине.

Потом была камера предварительного заключения. Встреча со следователем. Предъявление обвинения в изнасиловании. Допрос.

Роберт не стал таиться. И рассказал все, как было. Следователь занес все в протокол, дал ему расписаться.

А на следующий день его перевели в следственный изолятор.

Мрачная камера, койки в два яруса, хмурые лица заключенных. Роберт поздоровался, отыскал взглядом свободную койку, бросил на нее матрас, застелил его бельем. И тут к нему подошел какой-то долговязый тип. Взъерошенные волосы, ершистый взгляд.

– Не рано ли ты устраиваешься? – спросил он.

– Тебе-то что? – не глядя на него, не зло, без вызова спросил Роберт.

– Ты не сказал, по какой статье зачалился...

Пришлось сказать. Тип нехорошо усмехнулся:

– За мохнатый сейф взяли, да? Ну, ну... А тебе не кажется, что ты не то место выбрал? Тебе на вокзале место...

– Какой здесь вокзал? – не понял Роберт.

– А где петухи у нас живут... Ты че, урод горбатый, не знал, что мою сеструху трахнул?

– Твою сестру? – опешил Роберт.

– Да, гнида! Мою сестру!..

– А как твою сестру зовут?

– Да какая в пень разница? На тебе мохнатка висит. Значит, ты и сам мохнатым станешь. Понял?

– Не понял...

– А сейчас поймешь. Братва, петушить козла горбатого надо!

– Да не базар, надо! – поддержал его какой-то хмырь. – А то своим горбом гнойным нормальных людей поганить будет...

– А может, у него в горбу дырка есть? – захохотала чья-то гнусная рожа.

Роберт сник, сжался в комок. На глаза едва не навернулись слезы. Везде, на воле и в неволе, люди смеются над ним. Везде нужно доказывать, что он имеет право на существование. В школе он смог это сделать... Но вряд ли он сможет что-то поделать сейчас. Вся тюремная братия против него. И если он посмеет защищаться, его попросту сотрут в порошок.

А если защищаться не будет, его просто опетушат... Что это значит, Роберт не знал. Но догадывался, что-то нехорошее... Нет, не надо, чтобы его опетушили...

Но к нему уже подходят двое, берут под руки. А долговязый хмырь с мерзкой ухмылкой расстегивает зачем-то штаны...

– Ша! – послышался чей-то грозный окрик. – Че за дела? Че за бодяга?..

С нижней койки у самого окна поднялся худой, как скелет, мужичок. Грудь в наколках, на ключицах – татуированные шестиконечные звезды. Взгляд сильный, волевой, подчиняющий.

Долговязый тип размяк под его взглядом.

– Чадо! Ты бузишь?

– Я...

– Чадо!

– Я!

– Сдохни!..

Долговязика как волной смыло.

Мужичонка вперился в Роберта изучающим взглядом. Поманил его к себе пальцем. Устроил форменный допрос. Только в отличие от следователя протокол не составлял и материалы в суд передавать не собирался. У него свой суд. И свой приговор. Роберт всеми порами ощущал на себе власть этого неказистого с виду, но такого сильного на поверку человека. Как скажет он, так и будет...

Звали его Клещ. Как узнал Роберт чуть позже, он был вором в законе. Наивысшая степень почета в преступном мире.

– Аллой бабу, говоришь, зовут... И в два ствола пихалась, говоришь... Маруха это плечевая, – сделал вывод Клещ. И посмотрел на своего соседа через койку. – Бука, ты всех плечевых знаешь...

– Ну не всех, но Алку знаю... У нее еще родинка большая на правом буфере...

– Была родинка? – строго спросил Роберта Клещ.

Под его взглядом, казалось, вскроется любой обман.

– А у нее разве буфер был? – удивился Роберт.

Камера утонула в громовых раскатах смеха. Клещ тоже развеселился.

– Темнота, – попенял он Роберту. – Буфера – это груди, понял?

– Понял... А родинка на правом буфере у нее была...

– Правильно, на буфере. Так и говори... Значит, ты плечевую отодрал, а она на тебя заявила...

– Алка может, – кивнул Бука. – Лахудра шизанутая, что с нее возьмешь...

– Чадо! – позвал долговязика Клещ. – Так что, эта шмара вафельная твоя родная сестра?

– Да нет... Это я так... Просто...

– Просто – это твоя срака. За базаром следить надо, понял?

– Да понял.

– Все, сдохни!

Клещ снова посмотрел на Роберта.

– С детства? – спросил он, показывая на его горб.

– С детства...

– Хреново... Но жить-то как-то надо... Короче, живи как живешь. К нашим законам привыкай. У нас все по понятиям, все по справедливости. Ни за что тебя здесь никто не обидит. Но если сам облажаешься, пеняй на себя. Я понятно говорю?

– Понятно...

– Ну тогда двигай на свое место. И думай, как жить дальше будешь...

Скоро Роберт узнал о тюремных законах.