Татьяна Степанова - 29 отравленных принцев

— Катя, подойди сюда, пожалуйста! — крикнул с кухни Колосов.

Катя осторожно взяла медальон, стараясь не дотрагиваться до самого брелока, понесла показать находку. Колосов осматривал кухню. Лицо его выражало крайнюю степень досады и разочарования.

— Оторвись на секунду, взгляни на это, — Катя отдала ему медальон, — на женский не похож. Скорее это какой-то талисман. У постели лежал на полу. Кто же забывает золотые талисманы на полу в такой жуткой квартире?

— Ну, Воробьева же была от кого-то беременна, — сказал Никита, рассматривая цепочку, — повар Поляков говорил мне об этом так, что я подумал, не он ли, часом…

— А Анфиса мне сказала, что Воробьева встречалась с Симоновым — любовником хозяйки ресторана Потехиной. Они тайно встречались. А он, этот Симонов, кажется, пьяница.

— А мне Мохов сказал, что Воробьева нравилась повару Сайко, — Никита вздохнул. — Вот и разберись тут… Надо же, гильза… От «Макарова» гильза, точно..; А Георгий этот святой, он кому покровительствует, ну, кроме москвичей?

— Солдатам, путешественникам, еще Англии и потом ещё всем…

— Поварам на кухне особо не с кем воевать, а вот насчет путешественников… Занятная штучка. К делу приобщим, — Колосов презрительно оглянулся. — Тоже мне кухня! Я тут остатки пищи хотел хоть какие-нибудь найти, изъять, а тут хоть шаром покати.

Катя осмотрелась: на кухне тоже все было старое, обшарпанное; Из новых вещей лишь электрический чайник и тостер на столе. Правда, на старой, заляпанной жиром, веками не чищенной плите — новенькая сковородка и сотейник от «Тефаль». Катя заглянула под крышки — пусто, на мойке — пачка мюсли «орех с медом» и банка растворимого кофе. В раковине немытые тарелки и две чашки.

— Посуду всю немытую изымаем. — Колосов начал осторожно все упаковывать в мешки.

Катя открыла холодильник. Он натужно гудел и дребезжал от пустоты — пять яиц в мисочке, упаковка йогурта, два банана, зеленое яблоко, пакет майонеза, упаковка сока. Кати вздохнула — до боли знакомая картина.

— Никита, — сказала она, — ты по утрам, когда встаешь, что пьешь?

— Воду, — Колосов грохотал сковородками в духовке плиты, отчаянно чертыхался — оттуда выскакивали быстрые, резвые тараканы, — чай, кофе. Иногда это еще… ну, знаешь… в банке из-под маринованных огурцов маринад остается. Кисленький такой.

— Это утром-то? — ужаснулась Катя.

— Ну, бывают в жизни моменты, когда мужчине хочется рассола.

— Понятно. А вот сок грейпфрут-апельсин ты любишь? — спросила Катя, извлекая из холодильника упаковку сока.

— Нет, грейпфрутовый? Бр-р-р, гадость, у него привкус, как хина, горький.

— Привкус? — Катя осторожно поставила упаковку на стол. — Уголок срезан. Сок пили, выпили примерно стакан. Посмотри в мусорном ведре — отрезанный уголок от пакета там?

— Тут, — Колосов заглянул в мусорное ведро под раковиной.

— Значит, сок открыли здесь. Я, например, тоже часто по утрам сок пью. Особенно в такую жару.

— Что ты мне этим хочешь сказать?

— Я звонила Заварзиной. Она назвала время: 7 — 7.30 утра, когда яд попал в желудок Воробьевой. Остальные продукты в холодильнике не тронуты. И потом, кроме сока, тут больше нет ничего открытого.

— Значит, изымаем сок, бутылку из-под вина и немытую посуду, особенно чашки. — Колосов внимательно осмотрел коробку сока, затем нагнулся и начал ощупывать пальцами глянцевую картонную поверхность. — Вроде что-то шершавое, но без экспертизы… Я сейчас это упакую. Сегодня же отвезу все это Заварзиной, она допоздна в лаборатории сидит. Слушай, Катя, а правда про нее говорят, что она старая дева?

— Это тебе лучше знать, вы такими делами все особенно интересуетесь, — ядовито сказала Катя, — я Заварзиной утром позвоню.

Утром она первым делом позвонила в экспертно-криминалистическое управление.

— Следы таллиума сульфата в соке, — сухо сказала Заварзина, — а на коробке обнаружен след от укола шприца. Место укола затем смазано клеем «Момент».

— А отпечатки пальцев на коробке? — быстро спросила Катя.

— Ваши с Колосовым и самой Воробьевой. И еще следы мыла.

— Мыла?

— Думаю, что после того как была проделана операция со шприцем — только так концентрат таллиума мог попасть в запечатанный пакет, коробку тщательно вымыли с мылом. Кто-то пытался уничтожить все следы. А уж потом до нее дотрагивалась Воробьева. Катя, — Заварзина явно нервничала, что бывало с ней очень редко, — как же поступили с этим рестораном? Его закрыли или нет?

— Колосов сказал: временно закрыли до выяснения. Там будет опергруппа работать. Опрашивать персонал — поступал ли в ресторан грейпфрутовый сок и какой марки. Принесла ли его Воробьева домой из ресторана или в магазине где-то купила. Если окажется, что она приобрела его в магазине и в ресторан такой сок не поступал, не останется оснований держать это заведение закрытым, потому что…

— Я бы у них вообще лицензию отобрала, — жестко сказала Заварзина. — Ну а мотив? Мотивы всех этих убийств Колосов прояснил?

Была суббота. Солнечный тихий день.

— Я должна бороться. Мне ничего не останется — только бороться, — сказала Марья Захаровна Потехина.

Они с Иваном Григорьевичем Поляковым сидели на пустой трибуне стадиона на спортивно-тренировочной базе в подмосковном Новогорске. Перед ними расстилалось футбольное поле. Трава на нем была желтой, сожженной солнцем. На поле бегали футболисты. Кто-то гонял мяч, кто-то отжимался лежа, кто-то отдыхал, вытирая пот махровым полотенцем. Потехина напряженно и нежно следила только за одной фигурой на поле — за своим старшим сыном Глебом. В паре с Другим игроком он отрабатывал пас мячом.

— Вот ради него и ради Борьки должна бороться, — сказала Потехина, — только начались все, а сил словно уж и нет.

— Тебе это так кажется, Маша, — мягко сказал Поляков. Он был одет по-спортивному — в белые джинсы и черную футболку «Пума», но молодежная эта одежда — кроссовки, бейсболка — только подчеркивала его морщины и возраст, — мы все будем бороться, это наше общее дело. И мы, Маша, все на твоей стороне — ты это знай. Будем вместе ходить по инстанциям, будем добиваться. Сейчас не то время, чтобы вот так просто, безнаказанно можно было порушить чужой бизнес из-за каких-то сомнительных подозрений.

— Но они вчера привезли и показали мне оба заключения экспертизы, — тревожно сказала Потехина, — и по Студневу, и по Лене. Иван, они ведь были действительно отравлены! Милиция в этом нисколько не сомневается.

— Но у них нет и не было никаких доказательств, чтобы утверждать, что это произошло именно у нас в ресторане, — возразил Поляков. — Как у них язык повернулся такое заявить, как они выдумать такое могли? Маша, дорогая, это, конечно, ужасная трагедия, и мы все скорбим, особенно о Лене Воробьевой, но ведь это… это могло произойти с ними где угодно. Почему же они взялись за нас? За что же они хотят уничтожить ресторан?