Татьяна Степанова - Готическая коллекция

— А сама-то куда же ты? — спросил Мещерский.

— А я.., куплю груш. И вот что, мы тут в такой толпе потеряться можем. Так что вы меня не ждите, идите прямо в гостиницу.

Катя собралась их оставить, повернулась и услыхала, как за ее спиной Мещерский буркнул:

— Как же, груш, держи, Катюша, карман. Думает, мы не знаем, глухие совсем, как пробки. Чао участковому! Вадька, ну а ты-то что опять молчишь?

— Брось, — ответил Кравченко, — тут дела серьезные. Кать, слышь? Мы тебя вон там подождем, — и он веско кивнул на белые зонтики тентов летней пивнушки напротив почты.

Катя подумала, что иногда Драгоценный В.А. ведет себя так, что им как мужем и спутником жизни можно просто гордиться. Правда, это бывает нечасто, исключительно при норд-норд-весте.

Катюшин был уже у себя. Царил за столом над грудой рапортов и бланков. Возился с пробкой фанты — крепкая попалась. Крутанул, сорвал, плеснул газировки в стоявшую на столе огромную керамическую кружку, до боли похожую на детский горшок, кокетливо украшенный зодиакальным знаком Льва.

— Глотни-ка, вода из холодильника, — он, как бармен, пустил кружку по столу прямо к Кате, а сам жадно присосался к бутылке. — Уф, хорошо… А то во рту пересохло. Ну все. Дома Крикунцова. Я прямо от них.

— С девочкой говорил? — спросила Катя.

— Не-а, бабка там как цербер, не пустила меня к ней. Мол, прибежала наша Маша с улицы и ревет в три ручья. Я Марье Петровне, ну, бабке-то ее, не стал ничего говорить. Сказал — шел, мол, мимо, гляжу — пацаны Машку дразнят, до истерики довели. Ну, я и зашел с тем, чтобы спросить у нее фамилии хулиганов.

Не очень складно, конечно, соврал. Она и своего-то имени порой не помнит, не то что чужие, ну короче…

Марья Петровна мне: «Ни-ни, сейчас ее не тревожь, я ее только успокоила, таблеток дала. Не волнуй мне ее, потом». Ну я сказал, что вечером к ним загляну.

— А ты предупредил ее, чтобы она девочку никуда не отпускала одну?

Катюшин рассеянно сказал «угу» и снова глотнул фанты.

— Ты, Клим, как-то бледно реагируешь на все это, — заметила Катя недовольно.

— На что? На то, что Крикунцова при всех в твоего мужа пальцем ткнула, что он тут у нас кого-то уже зарезать успел? — хмыкнул Катюшин.

— Она на Дергачева в этот момент смотрела. Он и сам сказал. И я видела, она смотрела…

— Ну куда она смотрела?

— Не знаю, в ту сторону куда-то. — Голос Кати звучал неуверенно.

— Нет уж, дудки. На твоего она так отреагировала.

Здоровый он у тебя, как шкаф. И где только такие в Москве водятся? Там вроде, по телику показывают, все больше хилые какие-то, лысые, очкарики-политики… Эх, надо было бы мне допросить его. Снова.

И лично.

— Как Чайкина?

Катюшин посмотрел на Катю. Вдохнул. Глотнул фанты. И сказал совсем уже другим, мирным, тоном:

— Отчего, спрашиваешь, на показания эти я бледно реагирую?.. Эх, Катенька, да за свидетеля, реального дельного свидетеля в таком деле я б луну с неба достал и отдал. Все равно чужая вещь. Только Маня Крикунцова в этом деле нам не свидетель. Вот так.

— Но почему? Она действительно больная, но даже у сумасшедших бывают минуты просветления, и в каждой фантазии можно найти…

— Да было уже все это, — отмахнулся Катюшин. — Думаешь, не было? Было. Кричали раз двадцать: волк, волк! А никакого волка. Сколько раз она тут у нас шорох наводила. Все ей что-то чудится: то в пруду кто-то тонет. Она, мол, видела, как Водяной при ней кого-то на дно утащил. То верещит, что лодка в море опрокинулась, то кораблю кранты, тонет. Ну, это как раз тогда было, когда «Титаник» тут у нас по кабельному крутили. И каждый раз ничего. Ну, глюки, что поделаешь? Больная она, да к тому же, сдается мне, еще и просто обожает это дело.

— Какое?

— Да вот это самое. Вранье свое. Любит быть в центре внимания. Шизофрения у нее, наверное, они все такие. Весной, осенью, зимой, летом — обострение. Heсчастный она, конечно, ребенок, и семья у них… Да какая это, к черту, семья? Мать — пьянь-рвань, отец неизвестно где. Бабка эта ведь не родная ей, а двоюродная, одним словом — слезы, и все.

— И все же, если предположить, что на этот раз волк действительно в чаще и Крикунцова не выдумывает, а что-то видела?

— Ну, видеть она вряд ли что видела. Слышала — это да. Про это во всех дворах сейчас с утра до вечера судачат. Вот и вообразила себе. Потом, если хочешь знать, в тех трех случаях, ну с девчонками, она вообще ничего не могла видеть.

— Ты хочешь сказать, потому, что их убили где-то в закрытом помещении, не там, где их потом нашли?

— Я хочу сказать, что ее просто не было здесь.

Марья Петровна этой весной сильно хворала, в областной больнице лежала. А Машку с марта пристроили в детский реабилитационный санаторий. Кстати, знаешь, кто путевку оплатил? Сукновалов Григорий Петрович, он у нас благотворитель тут. Ну, чтоб налогов меньше с консервной фабрики драли. Ну вот… вернулась оттуда Машка, когда бабка ее из больницы выписалась, только летом. И значит, видеть ничего по тем случаям не могла. А про убийство Преториус вполне могла слышать от взрослых — тут столько языков об этом мелет, как на пляже женщину-отдыхающую зарезали.

— Мне, Клим, когда я тогда вечером с того самого места в гостиницу шла, все казалось, что за мной кто-то идет. И потом, позже, в роще, через несколько дней меня кто-то напугал. Я потом там неподалеку Линка видела, он что-то возле старых могил на кладбище делал.

— А он в порядок могилы приводит, убирается там.

Зов предков, наверное.

— И вот сегодня в церкви, когда мы вошли, было что-то похожее. То же самое я почувствовала, как там, в роще. Быть может, эта девочка действительно…

— Следила? На Крикунцову это похоже, — хмыкнул Катюшин. — Она за всеми тут шастает, особенно за приезжими. Забавляется, наверное, так, играет. За мной тоже вот так однажды по дюнам кралась. Как ящерица. Дикая она, нервная. Линк вот только чем-то ей приглянулся, она ему доверяет. Чем он ее привлек?

Наверное, конфетами своими немецкими. А от остальных она, как сегодня, шарахается.

— И все же с Крикунцовой надо обязательно поговорить.

— А я что, отказываюсь? Вечером пойду к ним, после «Усталых игрушек», может, хоть они ее в норму приведут. Потолкуем.

— Клим, ты не понял меня. Я сама хочу поговорить с этой девочкой.

— Да ради бога. — Катюшин нахмурил светлые брови. — Как скажешь, ромашка. Только вот муж твои пустит тебя со мной вечером?

— А я с ним вместе к дому Крикунцовой подойду, ты нам адрес скажешь, встретимся там, у калиточки.

Катюшин посмотрел на Катю. И звонко щелкнул под столом каблуками:

— Есть, будет сделано! Ладно, это потом, это не горит. А что я сказать тебе хотел, зачем позвал… Запись одну хочешь вместе послушаем?

— Какую запись? — спросила Катя. Мысли ее были заняты Крикунцовой.