Татьяна Степанова - Все оттенки черного

— Ясно.

— Далее. Про деньги ваши я спрашиваю потому, что хочу, чтобы они при вас остались копейка в копейку. Если мы сейчас порвем ваше заявление, а вы сделаете нам ручкой — чего, по глазам вашим вижу, вам хочется чрезвычайно, — хуже будет только нам. И знаете почему? Вас пришьют ваши нетерпеливые кредиторы где-нибудь по дороге из офиса в сауну. А я, лично я, должен буду среди ночи выезжать на ваш хладный труп и расхлебывать потом все это ваше долговое финансовое дерьмо. А я ценю свое время и свои нервы.

— Я не хожу по баням. У меня слабое сердце. Врачи мне категорически запретили. — Модин тяжело откинулся на спинку стула. — А трогательная ваша забота о моей жизни меня впечатляет. А ваш профессиональный цинизм, молодой человек, просто подкупает.

— А никакого цинизма. Говорю, что думаю. Голую правду.

— Я понимаю. В таком случае ваши коллеги еще обычно добавляют: знаете, какая у нас зарплата? А у вас какая?

— А вы что, хотите, чтобы мы вам тут почтительно… лизали, что ли, состоятельный вы наш? — Обухов усмехнулся криво.

Модин молчал. У него был вид человека, оскорбленного до глубины души. А Колосов вдруг в этот миг словно увидел его со стороны:, этот толстый, рыхлый, пожилой мужчина в дорогом костюме, дорогих ботинках, дорогом галстуке… и правда годился ему по возрасту в отцы.

— Что за место, куда они вас привезли? — спросил он, отводя глаза.

— Что-то типа подвала или подсобного помещения. Наверху шум был. Может быть, какое-то производство небольшое, цех.

— Долго ехали туда?

— Долгов — Модин отвечал теперь тихо, даже как-то безучастно. — Сначала считать пытался. Счет иногда помогает сориентироваться во времени. Потом сбился.

— Сам Лехистан когда-нибудь по этому вопросу с вами на контакт выходил? — спросил Обухов.

Модин лишь глянул в его сторону. Затем покачал головой: нет.

— Что конкретно вы должны сделать? Что они вам приказали? — спросил Колосов.

— Приготовить деньги. Они завтра позвонят.

— Вы же сказали, три дня вам дали.

— Сегодня квас раз третий день.

— Что же сватались-то, не сразу с заявлением к нам обратились? — хмыкнул Обухов.

— Я уже сказал: я крайне сожалею, что вообще это сделал.

— Прискорбно, что вы так нерасторопны, Станислав Сергеевич. У нас было бы больше времени на подготовку соответствующих мер по оказанию вам действенной помощи.

— Я сомневаюсь, что вы ее вообще способны кому-то оказать, молодые люди.

— Деньги у вас? — в третий раз повторил свой любимый вопрос Никита.

— Я… я не понимаю… При чем тут мои деньги?

— Наши специалисты пометят купюры. Фактически мы обеспечим этим доказательство по составу преступления, которое в будущем следователь и вменит вашим «кредиторам»— вымогательство. Информация же о невозврате вами кредита дальше этих стен, как я и сказал, не пойдет.

— Но я надеялся, я думал, вы обойдетесь без… вы сможете…

— Слышь, Никита Михалыч? Нет, ты слышал его? Он надеялся, что мы вышибалами для него станем! Прикатим вместе с ОМОНом по его доносу к красновской братве, уложим их там мордами на пол, пригрозим: такие-сякие, оставьте заявителя в покое! А он тем временем совсем сухим из воды выскочит. Ни бакса из кассы не извлечет. Ох, боже ты мой, как еще наивен народ наш! — Обухов хлопнул ладонью по колену. — Непуганый заявитель какой пошел, наивняк. Ой, мама моя родная.

— С вашими деньгами ничего не случится, не волнуйтесь, — успокоил Модина Колосов. — Мы заинтересованы в том, чтобы они были в целости и сохранности, хотя бы для того, чтобы быть использованными в качестве вещественного доказательства. Не скрою, вы с вашими проблемами долговыми интересуете нас мало, В принципе вам надо было бы просто в срок возвращать деньги тем, у кого вы их брали, а не обманывать людей. Лично нам нужен Лехистан — Кедров. А для того чтобы его хоть как-то зацепить, нам нужна не проваленная изначально, зато громкая операция, а доказанный состав преступления — «вымогательство». Для этого мы и используем помеченные купюры. Я поеду с вами на встречу с этими людьми, ну… скажем в качестве вашего телохранителя. Кстати, а таковые у вас имеются?

— Я не член правительства, — огрызнулся Модин. — Наше торговое объединение имеет сеть собственной внутренней охраны. Но лично я для себя никогда не имел. И вообще это излишество, пустая трата денег. Да это и как-то странно.

— Ну, они ведь не ставили вам прямого условия, чтобы вы приехали один, правда? Приедем вдвоем.

— Кончай артачиться, дед, — Обухов тяжело хлопнул «человека, годящегося им в отцы» по плечу. — У нас тут свои правила игры. Деньги твои не пропадут. Шваль эта от тебя от станет. Разве не этого ты добиваешься? А в остальном запомни: ты пешка. Что будет, как, зачем и почему, решать уже не тебе. Здесь не твой евросупермаркет, усек? Тут я командир. И мне на твои деньги, на твои связи и на всю твою коммерцию — наплевать и растереть. Понял, ну?

Модин поднялся. У него дрожали руки. Он никак не мог спрятать «Паркер» во внутренний карман пиджака. А Колосову показалось: «человек, годящийся им в отцы», человек пришедший к ним хоть и с ложью в кармане, но все-таки за помощью и зашитой, постарел на несколько лет.

Эту операцию впоследствии окрестили в розыске «Желтый чемоданчик». А Колосову не раз приходилось опровергать вздорные слухи о том, как «РУБОП приковал к кейсу начальника отдела убийств, а тот даже не смог оказать сопротивления».

В принципе в этом деле не было ничего забавного, а даже наоборот. Но вся эта обуховская «комбинация» отчего-то весьма, быстро перешла в разряд комических и легендарных баек, которые так часто рассказывают в милиции. Да и сам Никита скорей бы дал руку себе отрубить, чем признался коллегам, как ему на самом деле хреново было в роли «телохрана», словно шавка приблудная прикованного цепью к кейсу с «ба-альшими деньгами».

В отделе убийств Колосова потом частенько спрашивали его же собственные коллеги: а для чего понадобилось городить столь сложный огород по модинскому делу о «лжевымогательстве», добиваясь какого-то мифического полного и доверительного контакта с этим человеком? Не проще ли было просто заставить его давать нужную информацию, припугнув, поднажав, поставив жесткие условия: «либо ты нам, дорогой, либо мы тебе». Никита на все Подобные вопросы глухо отмалчивался. Иногда отговаривался от наиболее настырных старым афоризмом, что, мол, и два человека могут привести лошадь к водопою, но и сорок не заставят ее пить.

Он никогда впоследствии не распространялся о том, что действительно произошло между ним и владельцем сети торговых павильонов по продаже стройматериалов. Он не хотел ничего никому объяснять еще и потому, что ему и самому до конца было непонятно самое главное: как вообще после их с Обуховым наезда Модин пошел с ними на какой-то человеческий контакт.