Михаил Кривич - Бюст на родине героя

Однажды Геннадий Петрович Жердяев вечером уехал с работы, а до дома не доехал. Как в воду канул. Четыре месяца прошло, а его все ищут. Дела на службе в безукоризненном порядке — ревизии ничего темного не нашли, все до копейки сходится. Никому дорогу не перебегал, пользовался всеобщим уважением, великолепный семьянин. И вот нет человека…

Когда тема загадочного исчезновения Жирдяя-Жердяева была исчерпана, посудачили о других общих знакомых и, как водится у нас на поминках, все реже стали вспоминать о том, ради чего и ради кого собрались. Люди с шинного заспорили о своем, сборщик набычился и нагрубил профсоюзнице, она чуть не расплакалась, потом их помирили, было рассказано что-то понятное только им, заводчанам, но, должно быть, очень забавное, — они долго не могли отсмеяться. Баба Нина обсуждала с деревенскими родственниками свою пенсию: как, скажите, прожить на нее. Вова объяснял соседке, в чем суть его дипломной работы.

Я незаметно вылез из-за стола и смылся почти по-английски — попрощавшись с одной лишь Тамаркой. Вручая мне ключ от номера, администраторша в лучезарной улыбке показала все свои золотые зубы.

— Когда поселяешь делового человека, сразу видно. Вы у нас прямо нарасхват, всем нужны. Звонки, звонки, междугородные, международные. Вот и от Рината Гамизовича полчаса назад звонили, просили, чтоб вы с ним связались.

Я поблагодарил администраторшу и вспомнил, что о моих телефонных переговорах осведомлена не только она, — Шик после похорон совершенно недвусмысленно дал мне это понять: знаю, мол, Натанчик хочет, чтобы вы продолжали копаться во всей этой грязи. Что это значит? Думай, Моня, думай, как говорит Шурка. А чего, собственно, думать? Большое дело — прослушать гостиничный телефон! Для милиции, для прокуратуры, для гэбухи здешней — совершенно пустяковое. А у Аркаши с ними старые-престарые шашни. Чему же тут удивляться?

Я поднялся в свой полулюкс и сразу же набрал номер приемной Валиева. Помощник тотчас же соединил меня с генеральным.

— Послушай, что-то я в толк не возьму, — раздался голос Рината Гамизовича. — Хреновина какая-то. Звонит Натан Семенович, говорит одно, звонит Шик, говорит другое. У Шика какие-то дела с «Констеллейшн», а я считал вас конкурентами. Ты мне можешь что-нибудь объяснить?

— Ринат Гамизович, лучше бы встретиться, — сказал я. — Не хотелось бы об этом по телефону.

— Добро. Сегодня у меня все расписано. Давай завтра с тобой свяжутся. Надолго из номера не отлучайся. До встречи.

В трубке что-то щелкнуло, затренькало, и лишь потом раздались короткие гудки. Кто бы там ни занимался моим телефоном, техника у него была старая, изношенная, никудышная. Но еще работала.

Мне позарез нужно было сделать еще один звонок. Без посторонних ушей.

Выйдя из гостиницы, я пересек проспект и зашел на почту. Заказал разговор, стал ждать. Минут через двадцать девица с междугородного позвала меня в кабину.

— Боюсь, мне без тебя не управиться, — сказал я Артему.

— Дай два часа на сборы, — ответил он.

Верно говорят: нет ничего хуже, чем ждать и догонять. В ожидании звонка от Валиева я промаялся целый день. Смотрел телевизор, пробовал читать, просто валялся в постели. Часам к двум муки ожидания стал заглушать голод, но я не решился сходить в буфет. На счастье, заглянул Олег — его вызывает Аркашка, видимо, продержит допоздна, не нужно ли чего? Я пожаловался, что до смерти хочется жрать, и Олег, пообещав что-нибудь сообразить, ушел. Сообразил он замечательно: минут через пятнадцать пришла Валюша в белом фартучке и белой наколке, которые делали ее особенно аппетитной, и принесла полный обед — из четырех блюд.

Я подремал после обильной трапезы и снова принялся ждать. Уже стемнело, когда позвонил помощник генерального и сказал, что машина за мной выехала, — спускайтесь.

Ринат Гамизович сидел в своем огромном кабинете один и рычал в телефонную трубку. Не переставая рычать, он кивком головы предложил мне сесть. Рык становился все грознее, все громче, он нарастал на десяток децибел в секунду и завершился великолепным, поистине виртуозным матерным крещендо.

С минуту гневливый генерал успокаивался, потом, еще тяжело дыша, заговорил со мной:

— Знаешь, как дворник Хабибулин выступал на собрании? Как ебтвоюмать, так ебтвоюмать, а как ебтвоюмать, так — хуй. А начальник жэка переводит: товарищ Хабибулин хочет сказать, как улицу мести, так дворник, а как премию получать, так техник-смотритель. Перевожу для тебя: у меня вчера окись этилена остановилась. Ты уж меня извини… Ладно, это моя головная боль. У тебя все в порядке? С милицией все уладил?

— Спасибо, Ринат Гамизович, — сказал я. — Без вас бы так быстро не уладил.

— Пустяки. Не стоит благодарности. Понимаешь, меня тут другое беспокоит…

Зазвонил телефон. Валиев не стал снимать трубку, а придавил кнопку на столе, и тут же раздался голос помощника: «Слушаю, Ринат Гамизович». — «Ни с кем меня не соединять!» — «Понял, Ринат Гамизович». Телефонные звонки оборвались.

— Понимаешь, чую я, какие-то темные времена начинаются. Вот в начале прошлого года завязался я на «Констеллейшн» — вроде бы комбинату выгодно, цены хорошие, и мои люди, сам знаешь, не внакладе. Ну еще двум-трем фирмам грузим-наливаем, чтоб не класть, как говорится, все яйца в одну корзинку. Но самый большой оборот у меня с этой гребаной «Констеллейшн». Ты, кстати, ихних деятелей знаешь? Там есть такой Вячеслав Харитонович, из министерских, и еще Май Игоревич, который сейчас у меня здесь околачивается. Знаешь их?

Я кивнул.

— Что ты о них думаешь? Откуда там ноги растут?

— Точно не скажу, не знаю, но мне сильно сдается, что цэковские и гэбэшные корешки там есть, — сказал я.

— Ну вот, и мне так кажется, — произнес Ринат Гамизович и ненадолго задумался. — Липкие они какие-то. Лезут куда надо и не надо, деньги суют. Конечно, здесь бессребреников нет, я сам не из их числа, но так же дела не делаются. И вот еще новости: этот Май повадился в товарно-сырьевой парк, как к себе домой, путается под ногами, людей покупает направо и налево, чтобы ему наливали без очереди. Мне это не нравится. Мне такие незваные гости не нужны. Как говорят, незваный гость хуже татарина. Кстати, слышал, как мы, татары, обратились с ходатайством в Верховный Совет, чтобы отменили эту пословицу? Нет? Верховный Совет взял и изменил формулировку: незваный гость лучше татарина. — Валиев засмеялся. — Лучше, хуже — не важно, но терпеть таких гостей я не намерен. Ты ведь человек Натана?

— Пожалуй, — ответил я, немного подумав. А чей еще я здесь, в Энске-Шменске? — В известной мере да.

— Ты знаешь, Натан мне нравится, с самого начала понравился. Очень деловой и, по-моему, честный, что бы там за ним ни значилось. Для меня особенно важно, что он энский. Корни-то его здесь. Я о нем справки навел, так вот, общее мнение: Казак — человек слова. А то, что сидел, не важно. Извини меня, честные дельцы как раз и сидели. Ты со мной согласен?