Михаил Кривич - Бюст на родине героя

Я люблю смотреть баскетбол и видал на площадке добрую дюжину черных гигантов с обритой головой, а какой из них Барбин, конечно, не ведал, но на всякий случай в очередной раз кивнул. И внезапно почувствовал, что мучительно ревную: ну пусть развелись, так ведь спали ж вместе, и он как мужик, должно быть, мне не чета — одни мускулы, о мужских достоинствах черных парней вообще ходят легенды, куда ж это я — с суконным рылом и прочим в калашный-то ряд…

Надо полагать, муки ревности столь недвусмысленно проступили на моей физиономии, что Барби внезапно оборвала свой рассказ. Некоторое время она молча изучала меня, а потом весело расхохоталась:

— Дурачок! Ты и он — сравнил! — Она коснулась пальцами моей щеки, как тогда, в машине. — Да ты… да ты на голову выше его и всех «Дьяволов», вместе взятых. — И снова рассмеялась, потому что на самом деле это смешно: я на голову выше центрового из команды НБА. — А вот что в тебе, прямо скажу, так себе… Это… Для такого парня, как ты, ну, знаешь, для парня, который ничего не боится, в общем для такого парня, мне кажется, ты слишком робок с девушками. Хотя, — задумчиво продолжала она, — пожалуй, мне это даже немного нравится. Знаешь что, хватит болтать, поехали ко мне. Взявшись за руки, мы прошли несколько плохо освещенных кварталов до запаркованной у платного счетчика «хонды». Барбара остановилась возле своей карамельной машинки, порылась в сумке и протянула мне ключи.

— Садись за руль, я что-то совсем закосела. С чего бы это? — засмеялась она. — Держи, держи ключи. И вези меня. Мужик ты или нет?

Я взял ключи, открыл пассажирскую дверцу и галантно усадил свою шоколадную подружку. Обошел машину, распахнул водительскую дверь, уселся сам и вставил ключ в замок зажигания. Барби прижалась ко мне, я ощутил ее теплые губы у себя на шее и ее запах — смесь корицы, гвоздики и антоновки, теплый аромат глинтвейна, сваренного на подмосковной даче поздней осенью, когда сгребают и жгут опавшие листья. Я обнял ее, почувствовал ее невесомую руку — сначала на колене, потом на бедре, рука медленно поднималась выше и выше, ноготки впивались в меня. Стукаясь коленями о рычаг передач, ручник и еще что-то — чертова теснотища в этой «хонде»! — я развернулся лицом к Бэб, прижал ее к себе изо всех сил и нашел губами ее губы. Вот так! Крепче! Коснулись зубами. Еще крепче! Ее язык вошел в мои разомкнутые губы, словно что-то искал…

Внезапно Барби резко отстранилась.

— Я так больше не могу… Поехали ко мне… Ну, быстрее… — прошептала она.

Я повернулся к рулю и несколько секунд сидел неподвижно, успокаивая дыхание. Потом повернул ключ. Тихо зажужжал мотор, и в то же мгновение сзади раздался низкий мужской голос:

— Не дергайся. Слушай меня.

Я все-таки дернулся: вздрогнул от неожиданности и попытался обернуться. Но тут же получил весомый тычок в голову холодным металлическим предметом, который после удара не убрался, а, напротив, жестко уперся мне в затылок,

— Руки! Руки на руль!

Я положил руки на руль и замер, пытаясь разглядеть незнакомца в зеркале заднего вида. Слишком темно — вырисовывался лишь смутный силуэт. Рядом со мной зашевелилась Барбара.

— Сидеть, с-су-у-ка!

Теперь и Барбара сидела неподвижно, я слышал только ее неровное дыхание. Скосил глаза — встретил испуганный взгляд.

— Трогай! Поехали.

— Куда? — спросил я.

— Увидишь, — отозвался голос сзади. — Пока прямо, а там скажу. Ну ты что, заснул? Дерьмо! Хуесос! Трогай, не то башку продырявлю!

Холодная железка больно надавила в основание черепа. Похоже, не шутит — и впрямь может шмальнуть. Я воткнул первую передачу и медленно отъехал от тротуара.

— Слушай меня, ублюдок. Езжай, как скажу. Скажу поворачивать — поворачивай. Скажу остановиться — останавливайся. Не выполнишь приказа или попытаешься привлечь внимание легавых — стреляю без предупреждения. Сначала в тебя, потом в черномазую. Обоим мозги повышибаю. Понял?

Чего уж тут непонятного! Я кивнул.

— Послушайте, это ошибка. Вы нас с кем-то спутали… — это заговорила Барби, голосом неожиданно спокойным и рассудительным. — У меня есть деньги. С собой немного, но дома…

— Засунь их себе в задницу!

— Но я… мы…

— Молчать, сука!

Выполняя приказы незнакомца, я сделал несколько поворотов и сразу потерял ориентировку — где мы и куда движемся. Впрочем, через несколько минут, когда мы выкатили на широкую набережную, я сообразил, что до сих пор ехали на запад, а сейчас — на юг вдоль Гудзона.

Времени было около десяти, немыслимый вечерний нью-йоркский траффик давно миновал, вести машину было легко. Набережная хорошо освещалась, и теперь в зеркальце я мог разглядеть нашего похитителя: мужик моего возраста, густая темная шевелюра над низким лбом, мясистый носище, впалые щеки, вроде бы недешевый двубортный пиджак, светлая рубашка, галстук.

Светофор впереди переключился на красный, я притормозил и медленно подкатил к линии «стоп». Помимо нашей «хонды» зеленого ждала только одна машина — новенький «меркьюри», за рулем седовласый джентльмен, рядом немолодая дама, на заднем сиденье еще двое, видно, что мужчины, однако лиц не разобрать.

Кто нас похитил? Зачем? Куда едем? Я уже несколько минут задавал себе эти вопросы, но вразумительного ответа не находил. Похищение должно иметь какой-то смысл, с чем-то или с кем-то должно быть связано. С Шуркиными скелетами, с делами Натана? Но при чем здесь я, а тем более Барби? Впрочем, разобраться с этим еще будет время. А сейчас надо бы подумать о том, как освободиться. Пока стоим у светофора — а простоим еще секунд десять, — можно попробовать, лучшего момента может и не представиться. Заорать, чтоб услышали в «меркьюри»? Ну и что? Если и услышат, то наверняка не поймут, в чем дело. А поймут — дернут со страху прочь, только я их и видел. Нет, это не пойдет. А что пойдет? Убрать руки с баранки, резко ударить с разворота. Мешает Барби. Ох уж эта «хонда» — ни подраться, ни потрахаться. А может, локтем? Локоть проходит. Надо пробовать.

Медленно убираю руки с баранки, подтягиваю к груди. И тут же сильный тычок стволом. И резкий окрик:

— Руки на руль!

Бдительный, сволочь.

Кладу руки на баранку, и тут же включается зеленый. «Меркьюри» солидно, словно лодка от берега, отчаливает от светофора, я медлю.

— Пошел!

Трогаю с места, а сам соображаю: можно резко прибавить, достать «меркьюри» и вмазаться ему в зад. Мелькает нелепая мысль: жалко Барбину «хонду». Ловлю в зеркальце взгляд низколобого. Тот как будто прочитывает мои намерения.

— Не дури! Стреляю!

Я отпускаю «меркьюри», и тут же звучит команда:

— Сбрось газ и остановись вплотную за вэном.

Впереди метрах в тридцати стоит у тротуара фургончик с погашенными габаритками, вроде нашего «рафика». За ним мне и следует остановиться. Выкручиваю руль вправо. Прямо за тротуаром парапет набережной — можно в парапет. А толку что? Послушно ставлю «хонду» вплотную к вэну и выключаю двигатель.