Андрей Воронин - Слепой. Антикварное золото

— А почему вы все-таки считаете, что он его оттуда не вынес? Ведь такая вероятность, согласитесь, существует.

Сиверов пожал плечами и погасил окурок, ввинтив его в донышко пепельницы. Напуганная его движением ярко-желтая с угольно-черными полосами и пятнами рыба, взмахнув плавниками, ушла в глубину аквариума и схоронилась в водорослях.

— Существует, — согласился Глеб. — Но уже после встречи с Маевским нашего покойника видели работники метрополитена — он проник в катакомбы через один из служебных тоннелей метро. Его пытались преследовать, но к тому времени он уже перестал быть новичком под землей и легко оставил погоню с носом. Это значит, что после беседы с антикваром Крестовский продолжал посещать подземелье. Ведь не для собственного же удовольствия он туда ходил! И поскольку его именно там и нашли, можно не сомневаться, что золото оставалось на месте, по крайней мере до дня его смерти. И я предполагаю, что оно до сих пор там…

— Но почему?

— Потому что не знаю причины, по которой он захотел бы полностью очистить тайник. И потом, по вашим же словам, золота довольно много. В одной руке у него был пистолет, в другой — сережка. Плюс фонарь. То есть руки у него были заняты.

— На свете существуют рюкзаки, — напомнила Ирина.

— Существуют, существуют, — вяло поддакнул Сиверов. — Только я все равно не верю, что в момент смерти при нем был рюкзак, набитый золотом. Куда он его нес? Зачем? Кому?

Андронова задумалась. Высказанное Сиверовым предположение казалось ей заманчивым. Его очень хотелось принять на веру, но именно поэтому, чтобы потом не так сильно разочароваться, она искала и находила все новые возражения, пробуя версию Глеба на прочность.

— А почему вы не допускаете, что убийцы нашли и забрали золото тогда же? — спросила она.

— Почему не допускаю? Допускаю. — Слепой снова пожал плечами. — Но ни милиции, ни мне не удалось обнаружить в радиусе двухсот метров вокруг тела ничего, что хотя бы отдаленно напоминало тайник. А под землей двести метров — это немало, Ирина Константиновна. Невозможно даже предположить, на каком расстоянии от тайника произошло убийство. Крестовский искал это золото месяцами, а может быть, и годами — как знать? И я очень сомневаюсь, что какие-то отморозки, впервые попавшие под землю, могли вот так запросто пойти и найти его.

— А почему вы думаете, что впервые? — совершила очередное фланговое нападение Ирина, мысленно отругав себя за то, что придирается к каждому слову Глеба Петровича. — Может, это были ваши любимые диггеры?

Сиверов усмехнулся и сделал «козу» пялившейся на него сквозь толстое каленое стекло рыбе.

— Мои любимые диггеры, как правило, не таскают с собой стволы сорок пятого калибра, — сказал он. — Кроме того, если бы это были диггеры, они бы никого не стали убивать. Они бы просто проследили за ним, дождались его ухода и тихо, без помех, выгребли бы все из тайника. Там, под землей, они как дома и ничего не боятся. А в Крестовского стреляли явно с перепугу или в сердцах — наткнулись неожиданно в коридоре, увидели этот его пневматический пугач и ну палить… Нет, это не диггеры. Боюсь, что, пытаясь продать золото, он вышел на каких-то серьезных людей, для которых человеческая жизнь гроша ломаного не стоит.

В голове у Ирины вихрем закружились мысли. Вначале ей подумалось, что Глеб Петрович и сам недалеко ушел от «серьезных людей», о которых только что говорил, — для него, профессионального стрелка, ценность человеческой жизни тоже была невелика. Стоило ей прогнать эту несправедливую мысль, как на смену ей тут же пришла другая: а ведь теперь им — вернее, Сиверову — наверняка придется иметь дело с этими «серьезными людьми», и это будет нелегко и смертельно опасно.

Она посмотрела на Глеба. Слепой сидел в свободной позе, по обыкновению не снимая солнцезащитных очков, и, казалось, был поглощен созерцанием жизни аквариумных рыбок. Отсветы скрытых неоновых ламп, которые подсвечивали воду, неподвижными голубоватыми бликами горели в стеклах очков и придавали лицу Сиверова неприятный, мертвенный оттенок, как будто тот уже успел познакомиться с «серьезными людьми» и это знакомство закончилось для него самым плачевным образом.

Ирина снова, уже далеко не впервые, подумала о том, что смертельный риск является неотъемлемой частью работы этого человека. Она будет сидеть дома, в уютном рабочем кабинете, и писать очередную никому не нужную статью — солидную, грамотную, со ссылками на авторитеты и глубокомысленными рассуждениями о роли искусства в жизни современного общества, — а он будет брести во мраке по канализационным трубам, каждую секунду ожидая выстрела из темноты. Да, это его работа; да, мир устроен именно так, а не иначе, потому что, когда его устраивали, забыли проконсультироваться с ней; да все это так, но разве Сиверову от этого легче? Он ведь, надо полагать, так же уязвим для свинца и железа, как и все остальные, в том числе и искусствоведы…

И ничего нельзя было сделать. Даже выразить сочувствие и то было нельзя. Ого, только попробуй заикнуться о том, что ты-де понимаешь, как ему трудно живется, и хотела бы как-то помочь, — со свету сживет своими шуточками! Поэтому Ирина собралась с мыслями и сказала:

— Так что же мы сидим?!

— Разговаривать стоя не совсем удобно, — меланхолично заметил Сиверов.

— Оставьте ваши шутки! Если золото в катакомбах, его надо искать! Надо поднять всех на ноги — милицию, коммунальников, этих ваших диггеров — и организовать поиски! Прочесать, осмотреть каждый метр…

— Прочесать… — повторил Сиверов. — Прошу прощения, но вы явно не до конца представляете себе, что находится там, под нами. А там, Ирина Константиновна, целый город — не такой большой, как тот, что на поверхности, но и не маленький. И очень, очень запутанный. Прочесывать его можно годами, и все равно осмотреть, как вы выразились, каждый метр не удастся.

— Так что же делать? — растерянно спросила Андронова.

— Что-нибудь придумаем, — туманно пообещал Сиверов. — А вы пока можете приготовить мне кофе. Это будет ваш посильный вклад в дело спасения «клада Приама»… Хотя нет, постойте, я сам сварю. Такое ответственное дело нельзя доверять женщинам.

Темные очки, как всегда, помешали Ирине понять, заметил ли Сиверов свирепый взгляд, которым она наградила его за эту шутовскую реплику.

Дмитрий Крестовский двигался уверенно и быстро, нигде не задерживаясь. Время от времени луч его фонарика выхватывал из темноты следы кое-как затертых меловых стрелок — указателей, которыми он когда-то пометил эту дорогу. Теперь в стрелках не было нужды: он потратил почти трое суток, ходя по ней туда и обратно, пока не запомнил каждый поворот, каждый пролом, каждый люк и каждую выбоину в бетонном полу. Он мог бы пройти здесь с закрытыми глазами, на ощупь, но не чувствовал потребности в таком эксперименте, потому что знал: надо будет — пройдет.