Андрей Воронин - Слепой. Антикварное золото

— Сколько?!

— Двадцать. Больше вам никто не даст. Да вам вообще никто ничего не даст, потому что вы загремите на нары, как только попытаетесь это продать. Я готов списать с вашего долга двадцать тысяч долларов, и ни центом больше. Правда, ваших проблем это не решит, квартиру вы в этом случае все равно теряете…

— Очень мило, — вставил Крестовский.

— Но ведь это же не единственная вещь, которую слямзил… простите, приобрел ваш предок, верно? Смотрите, как все просто: шесть-семь подобных штуковин, и мы в расчете. Только не надо произносить это слово! — торопливо добавил он, увидев, что Крестовский открыл рот.

— Какое слово? — угрюмо поинтересовался тот.

— Вы знаете какое. Грабеж. Никакого грабежа, обычный бизнес. Спрос диктует предложение, это аксиома. Вы видели где-нибудь объявления: «Куплю предметы, украденные из клада Приама»? В газетах? На столбах? Быть может, на автобусной остановке? Нет? Так с чего вы взяли, что эта вещь стоит больше, чем двадцать тысяч или даже пять? На ней не написано, откуда она, и кто-то другой взялся бы купить ее у вас только по цене золотого лома. Я не грабитель, Дмитрий Петрович, но и не филантроп, и моя заинтересованность в этом деле практически равна нулю. Исключительно из уважения к вам — вот почему я это делаю.

Гронский замолчал, давая собеседнику время подумать. Сам он, воспользовавшись паузой, разглядывал лежащее на столе украшение, в котором варварская грубость обработки металла странным и волнующим образом сочеталась с изяществом и красотой замысла. Эта вещь притягивала его как магнитом, и он вдруг подумал, что, если Крестовский не клюнет на заброшенную удочку, придется применить силу. Если понадобятся пытки, будут пытки, лишь бы сказал, где прячет остальное…

— Вольно же вам было проигрывать такие деньги, — проворчал он, чтобы слегка разрядить обстановку. — Тоже мне, олигарх, владелец заводов, газет, пароходов… Так что вы решили?

— А что тут решать? — отчаянным голосом произнес Крестовский. — Разве у меня есть выбор?

Из этого заявления, между прочим, следовало, что указанное Гронским количество — шесть-семь подобных вещиц — для Крестовского является мизерным. Семь против более чем восьми тысяч — это ведь и в самом деле капля в море! «Что же Шлиман передал своей Германии под видом клада Приама?» — подумал Александр Антонович. Он догадывался, что: подделки. Заявить на весь мир, что бесценную находку у него попросту сперли, этот гордец, естественно, не мог. Он постарался все скрыть, заказал копии по фотографиям, заплатил втридорога и сделал вид, что ничего не произошло. Отсюда, вполне возможно, и пресловутая путаница, и подозрения в его адрес…

— Так вы принесете? — спросил он.

— Естественно, — нехотя отозвался Крестовский.

— Сколько времени вам нужно? Недели хватит?

— Хватит, — буркнул Крестовский. — И вот еще что. Мне нужна защита.

— Защита?

— Какие-то типы повсюду ходят за мной, как привязанные. Не знаю, как давно. Боюсь, что с самого начала.

Гронский напустил на себя озабоченный вид.

— А вот это плохо, — сказал он. — Никуда не годится! Ай-ай-ай, как нехорошо… Что ж, я посмотрю, что тут можно придумать. Прежде всего надо выяснить, что это за люди. Вдруг ФСБ? За ними придется незаметно проследить. Словом, если увидите, что они продолжают ходить за вами по пятам, не волнуйтесь. Вреда они вам, во всяком случае, не причинят, мои ребята не позволят.

Обещая, что те, кто следит за Крестовским, не причинят ему вреда, Александр Антонович Гронский солгал. Причем впервые в жизни этот хитрец и пройдоха лгал, даже не подозревая, что лжет.

— Ну как, что-нибудь узнали? — спросил Глеб Сиверов и как-то странно повел носом, принюхиваясь.

— Ничего, — сказала Ирина Андронова, устало опускаясь в кресло. — Пусто. Ноль. Зеро. Никто из коллекционеров и торговцев антиквариатом с ним не встречался — кроме, разумеется, Маевского. И никто не получал предложения приобрести по сходной цене коллекцию античных золотых украшений. Зато я… Господи, что я несла! В жизни своей столько не наврала, сколько за эти несчастные три дня. А самое обидное, что все напрасно.

— Ну, почему же напрасно, — поднося к ее сигарете зажигалку, возразил Сиверов. — Отрицательный результат — тоже результат. Хотя, если кто-то из этих ваших коллекционеров на самом деле встречался с Крестовским и, может быть, даже приобрел у него все золото оптом или хотя бы часть, как вы выразились, коллекции, он признается в этом разве что под пыткой.

— Почему? — удивилась Ирина.

— Потому… — Глеб опять подозрительно потянул носом воздух. — Потому что, во-первых, с точки зрения закона это была бы очень сомнительная сделка. А во-вторых, смотрите сами: Крестовского кто-то убил, и, надо полагать, как раз из-за этого золота. А кого подозревать, если не того, кто вел с убитым переговоры о купле-продаже клада Приама?

— Купля-продажа клада Приама, — рассеянно повторила за ним Андронова. — Господи, какой кошмар! Это все равно что купля-продажа Эвереста. Или Луны.

— Так ведь Луну уже распродают, — весело сказал Сиверов. — Вы что, телевизор не смотрите? Нарезают на карте участки в шесть — восемь соток и продают. Тут, у нас, в Москве. И до чего же смекалистый народ!

— Не понимаю, кто может за это платить, — искренне удивилась Ирина.

— Платят! — радостно воскликнул Сиверов. — Еще как платят! Спрос диктует предложение, а применительно к нашей ситуации данная формулировка будет звучать примерно следующим образом: количество мошенников прямо пропорционально количеству простаков, которые только и ждут, чтобы их надули. Впрочем, того, кто наложил свою волосатую лапу на клад Приама, простаком не назовешь.

Он снова покрутил носом, принюхиваясь, и наконец спросил:

— Мне кажется или здесь чем-то пахнет? Вы не чувствуете?

— Нет, — лаконично ответила Ирина, затягиваясь сигаретой и думая о множестве различных, но одинаково грустных вещей сразу.

— Ну да, конечно, вы же курите…

Сиверов снова шумно потянул носом, покосился на пестрых рыб, которые лениво перемещались внутри стола-аквариума, как будто подозревал, что это они испортили воздух, и вдруг, совершенно не считаясь с правилами хорошего тона, придирчиво обнюхал сначала один свой рукав, а затем и второй.

— Что это с вами? — прохладным тоном спросила искусствовед, которой поведение «охотника за головами» напомнило ужимки обитателей обезьянника.

— От меня ничем не пахнет? — вместо ответа конкретизировал свой прежний вопрос Сиверов.

— Нет, — повторила Ирина.

— Странно, — сказал Слепой. — Либо у вас что-то с обонянием, либо у меня — с головой.

— Никогда не жаловалась на обоняние, — сухо сообщила Ирина.