Андрей Воронин - Слепой. Антикварное золото

— А я вот готов пожаловаться на галлюцинации, — сообщил Глеб. — Как вы понимаете, именно обонятельные. Все время мерещится, что от меня ужасно разит, — признался он. — И хоть бы пахло чем-нибудь приятным, а то… Впрочем, там, где я был, фиалки не растут.

— А где вы были? — продолжая думать о предметах, не имевших к Глебу Сиверову никакого отношения, спросила Ирина.

— В канализации, — заявил Сиверов таким тоном, будто сообщал о своем недавнем посещении Букингемского дворца. — То есть не только в ней, — поправился он, перехватив изумленный взгляд Ирины. — Скажем, я совершил экскурсию по подземным коммуникациям города Москвы.

— Опять ходили на место преступления? — догадалась Андронова.

— Ходил я в основном вокруг него, — немного расплывчато ответил Сиверов.

— Зачем?

Слепой не торопился с ответом. Он побарабанил ногтями по стеклянной крышке стола, дразня плававших внутри глупых рыб, потом откинулся в кресле, закурил и некоторое время с видимым интересом наблюдал за прихотливыми извивами сигаретного дыма в солнечном луче. Снаружи стояла вторая половина неправдоподобно жаркого мая, все окна в конспиративной квартире были плотно закрыты, а жалюзи опущены, чтобы помешать проникновению липкого, пахнущего асфальтом и выхлопными газами, тяжелого, как груда раскаленных углей, и густого, как кисель, зноя. В квартире царил жаркий желтоватый полумрак, разлинованный косыми яркими полосками проникавшего между планками жалюзи солнца.

— Опрос свидетелей, — вдоволь налюбовавшись дымом, ответил наконец Сиверов.

В этом ответе слышалась какая-то вялая недоговоренность, словно опрос свидетелей казался Глебу Петровичу неинтересным, ненужным, крайне неприятным делом, избежать которого, однако, невозможно, — чем-то, как показалось Ирине, наподобие мытья посуды первого января, после встречи Нового года в большой и шумной компании.

— Сочувствую, — искренне сказала Ирина. — Это же пустая трата времени! Если свидетели не объявились сразу, то теперь-то они уж точно не объявятся…

— А вот не скажите, — неожиданно возразил Слепой, которому ее сочувствие, оказывается, было нужно, как обитателям стола-аквариума зонты и калоши. — Во-первых, менты и я — это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Кое-кого мне все же удалось отыскать, и говорил этот кое-кто со мной куда охотнее и откровеннее, чем с милицией. Ведь свидетели в нашем с вами случае — это диггеры. А они разбегаются во все стороны, как тараканы, завидев погоны и кокарды. Догнать такого под землей нереально, а опрашивать на дому — бессмысленно, потому что он сделает большие глаза и заявит, что даже слова такого не знает — «диггер». Что он, больной, что ли, — по канализационным трубам ползать? Там же воняет, да и опасно, наверное…

— Пожалуй, — с некоторым сомнением произнесла Андронова, которой даже думать не хотелось о том, чтобы лезть в канализацию — неважно, по каким причинам, хотя бы и в интересах следствия. — И много вы узнали?

— Кое-что, — все так же расплывчато ответил Сиверов. — Но это только одна причина, по которой туда стоило сходить, и притом не самая важная.

— А какая самая важная?

Глеб помолчал и опять ответил вопросом на вопрос.

— Скажите, Ирина Константиновна, а у вас не возникало ощущение, что главная ставка в этой игре еще не разыграна? — спросил он.

— То есть?

— Мне почему-то кажется, что это пресловутое золото, очень может статься, до сих пор лежит там, под землей.

— Что?! Откуда такая странная мысль? Вы сами говорили, что Крестовского застрелили из-за золота. Его застрелили, золото забрали, и нам еще повезло, что убийцы проглядели ту несчастную сережку…

— Хорошенькое везение, — проворчал Сиверов. — Если б не эта сережка, менты давным-давно списали бы дело в архив, а мы бы о нем даже и не узнали. Жили бы себе спокойно…

Несмотря на возмутительный смысл этого заявления, Андронова не могла сдержать иронической улыбки. Представить себе Глеба Петровича, который живет спокойно, было трудно, если вообще возможно.

— Вы сейчас рассуждаете, как среднестатистический милиционер, — заявил Сиверов, и было непонятно, высказывает он свое мнение или просто мстит Ирине за ее недоверчивую улыбку. — Используете принцип экономии мышления. Раз никто не подает составленного по всей форме заявления, значит, и преступления не было. Раз опустошенный тайник не обнаружили в радиусе двух метров от трупа, значит, Крестовский, когда на него напали, волок на спине мешок золота и все досталось преступникам, за исключением случайно пропущенной серьги… Так?

— Не совсем, — возразила Ирина. — Не так примитивно. Хотя, конечно… Ну, в общем, наверное, так. А почему бы и нет? Это не экономия мышления, а «бритва Оккама» — принцип, согласно которому не следует без нужды преумножать сущности. То есть, грубо говоря, самое простое объяснение, как правило, и оказывается верным…

— Я знаю, что такое «бритва Оккама», — перебил ее Сиверов. — И еще я знаю, что эта бритва сплошь и рядом отсекает истину, когда та оказывается чуточку сложнее бутылки водки или чемодана с деньгами. Этот принцип очень удобен для тех, кто ленится думать.

— Я, по-вашему, ленюсь думать? Спасибо.

— Вы просто играете на чужом поле и по чужим правилам, вот и все.

— Ну, и что же я упустила?

— Кое-что. Вот вам пример. Разговаривая с Маевским, Крестовский выразил намерение продать ему только один предмет — некий головной убор. Видимо, тот был у него при себе, и остается только гадать, почему он сразу не выложил его на стол. Испугался, наверное… И, заметьте, когда Маевский не сказал ни «да», ни «нет», наш покойник не стал предлагать ему что-то еще, а просто ушел.

— Вы хотите сказать, что он хранил клад там же, где нашел, — под землей?

— Я хочу сказать, что это было бы умнее, чем перетаскивать все это добро к себе домой.

— Но кто вам сказал, что он нашел золото именно там, в катакомбах? В конце концов, он мог попасть туда случайно, спасаясь от преследования…

— На кувалде, которую обнаружили недалеко от места преступления, его отпечатки пальцев, — сказал Сиверов. — Больше ничьих, только его. Что же, он бегал по Москве с кувалдой в руках, пока не забежал под землю? И, кстати, случайно забежать туда, где его нашли, мягко говоря, затруднительно. Кроме того, я говорил с диггерами, которые встречали его там, в подземелье, примерно за месяц до смерти. По их словам, он выглядел и держался как новичок, но не изъявил ни малейшего желания присоединиться к компании, хотя ему это предлагали. И вообще, им показалось, что он был вовсе не рад встрече и стремился как можно скорее закруглить разговор.

— То есть…

— То есть искать золото он начал еще тогда. А нашел, надо полагать, незадолго до разговора с Маевским.