Андрей Воронин - Слепой. Я не сдамся без боя!

Рыжеусый, наконец, догадался, что представитель власти очутился у него на дороге не случайно, в последний раз дунул в микрофон, с досадой пожал плечами и недоуменно произнес, в доказательство своих слов показывая лейтенанту телефон:

— Шось нэ працюе…

— Документики предъявите, гражданин, — коротко козырнув, сдержанно потребовал лейтенант.

«Украинец», явно наслушавшийся страшных баек о московской милиции, испуганно засуетился.

— Зараз, — бормотал он, шаря по многочисленным карманам своего нелепого костюма, — зараз будэ… Та дэ ж воно е, га?!

Лейтенант терпеливо ждал, бдительно посматривая по сторонам. Случись поблизости щипач Никола Питерский, он, вероятно, перешагнул бы через профессиональные предрассудки, преодолел предубеждение против ментов и шепнул бы этому растопыре, что в сложившейся ситуации надо не стоять столбом, считая ворон, а делать ноги, причем как можно скорее и дальше. В конце концов, мент — тоже человек, и губить его ни за что, ни про что, наверное, грешно… Но Никола был уже далеко, и лейтенанта никто ни о чем не предупредил.

— Ничого нэ розумию, що це на билому свити робыться, — развел руками «украинец». — Зв'язку нэмае, документив тэж нэмае…

— Документив нэмае? — демонстрируя недурные лингвистические способности, подобрался лейтенант. — Придется пройти, папаша.

— Тамбовский волк тебе папаша, сынок, — на чистейшем русском языке сообщил «украинец» и сделал короткое, почти незаметное для глаза движение рукой.

Внезапно почувствовавший себя плохо лейтенант одной рукой схватился за живот, а другой уперся в стену. К тому времени, как он опустился на колени, «украинец» был от него уже на расстоянии добрых пяти метров. Инцидент, кажется, остался незамеченным; он уже почти поверил в то, что ему удастся спокойно уйти, как вдруг давешняя красотка с ай-фоном громко, на всю станцию, сказала сержанту, который под видом проверки документов старательно и безуспешно пытался ее склеить:

— Что вы смотрите? Куда ты смотришь, я тебя спрашиваю! Глаза разуй, там вашего человека ударили! Вон тот, Тарас Бульба в кошмарном галстуке!

Изящный пальчик с неправдоподобно длинным и, кажется, тоже разрисованным какими-то узорами ноготком обвинительно указал на заторопившегося «Тараса Бульбу». Сержант повернул голову; красавица молча выдернула у него из пальцев свой паспорт и гордо удалилась, независимо цокая высокими каблучками. Неизвестно, каким цветом волос наделили ее родители, но красилась она в иссиня-черный, а значит, анекдоты про блондинок ее не касались — она-то знала, как себя вести, и умела ловить момент.

Сержант не заметил ее ухода. Как и большинство служителей порядка, будь то русские, украинские или белорусские милиционеры или сотрудники какой угодно полиции, он служил честно — по крайней мере, в собственном, сугубо профессиональном понимании этого слова. Многочисленные мелкие нарушения закона, допускаемые во время несения службы им самим и его коллегами, он воспринимал философски, как неотъемлемую часть профессии: ну, а как иначе-то? Как прожить, если не брать на лапу и не опускать пьяных в темных подворотнях? Как угодить начальству, если не привирать в рапортах и не сажать невиновных ради улучшения отчетности? Сторожевой пес может иметь недостатки; он может гадить в неположенном месте, рвать соседям штаны (и не только); он может, не устояв перед искушением, стащить со стола и проглотить вашу отбивную раньше, чем вы успеете ее у него отобрать, но все это пустяки. Главное, чтобы, когда от его преданности, смелости и мертвой хватки будет зависеть целость вашего имущества и, может быть, даже ваша жизнь, пес не подкачал. Если он поведет себя, как полагается хорошему сторожевому псу, пусть и дальше ворует со стола вашу еду, грызет вашу обувь и гадит на ваш ковер — можно, заслужил. Но если в ключевой, ответственный момент пес струсит, место ему на улице, а еще лучше — на живодерне, потому что это избавит его от лишних мучений, а вас — от искушения простить того, кого прощать нельзя ни в коем случае.

Сержант Иваницкий никогда не ставил себя на одну доску с каким-нибудь доберманом или бультерьером, но жил и работал в полном соответствии с нехитрой философией обитателя собачьего вольера. На утреннем разводе всему личному составу, несущему службу на станции метро «Лубянка», был доведен не совсем понятный, но четкий и недвусмысленный приказ: ровно в двенадцать часов дня, после получения по рации условного сигнала, задерживать и доставлять в дежурную комнату для установления личности каждого, кто попытается воспользоваться мобильным телефоном. Особое внимание рекомендовалось обращать на лиц кавказской национальности, а также на граждан с нетипичным поведением. Условный сигнал поступил уже пять минут назад. Лиц кавказской национальности, пытающихся дозвониться до земляков по неработающему телефону, в поле зрения сержанта Иваницкого пока не наблюдалось, зато поведение странно одетого провинциала, который только что на глазах у пораженной публики вырубил, а может быть, даже и убил лейтенанта Агеева, можно было смело признать нетипичным.

Нашаривая одной рукой застежку кобуры, а другой — рукоятку увесистой резиновой дубинки, на заре Перестройки окрещенной в народе «демократизатором», услышавший команду «фас!» питбуль Иваницкий пошел наперехват «Тарасу Бульбе в кошмарном галстуке».

Они встретились примерно в двух метрах от выхода и на какой-то коротенький миг словно приросли друг к другу. Затем пистолет полетел налево, дубинка направо, а сержант Иваницкий, не сгибая ни ног, ни спины, столбом рухнул навзничь в нанесенную пассажирами с улицы жидкую серовато-коричневую грязь, замысловатым тошнотворным узором покрывавшую мраморный пол.

Толпа испуганно шарахнулась от них во все стороны; пронзительно завизжала какая-то женщина, мужской голос повелительно проревел: «Стой, стрелять буду!». Со всех сторон, разрезая толпу, к месту происшествия устремились какие-то люди. Они были в штатском. Данная форма одежды свидетельствовала о том, что где-то там, в высоких сферах, сильно недооценили ум и профессионализм противника. Осознав это, «украинец» бросился бежать.

Расшвыряв в разные стороны всех, кому не повезло очутиться у него на пути, он одним прыжком достиг выхода. Здесь он задержался ровно на столько времени, сколько понадобилось, чтобы сорвать с груди дорогой цифровой фотоаппарат и с криком: «Ложись!» — метнуть его в преследователей. Некоторые, и их было довольно много, действительно легли, и не просто легли, а упали, как новобранцы по команде: «Вспышка сверху». Это выглядело забавно, но рыжеусому было не до забав. Ударив в дверь плечом, он выскочил под дождь и со всех ног рванул туда, где его со вчерашнего вечера дожидалась машина.