Андрей Воронин - Слепой. Смерть в подземке

Вторым достоинством татарина был талант механика. Он мог практически голыми руками привести в чувство и заставить вполне сносно работать явный металлолом, на который все давно махнули рукой, будь то часы любой конструкции, стиральная машина, холодильник, древняя ламповая радиола или современный, до отказа напичканный мудреной и капризной электроникой автомобиль. Поэтому вверенные его попечению «УАЗ-патриот» и пожилой восьмиместный «фольксваген» всегда были исправны и готовы в любой момент выехать из гаража, причем готовы не на словах, а на деле, на все сто процентов и даже чуточку больше.

В Сходне у Тахира имелась однокомнатная квартирка, за которую он аккуратно вносил коммунальные платежи. Но жить он при этом предпочитал в гараже, и тут его было нетрудно понять: к чему каждый день мотаться туда-обратно, если и на рабочем месте можно устроиться вполне комфортно? Отсюда никто не гонит, дома никто не ждет — свобода! И за вверенное имущество душа не болит, и соседи не донимают, и денежки капают — чем плохо?

Посему, когда в начале четвертого утра, в самый глухой ночной час, Тахиру позвонил Стрельцов, татарину не пришлось вскакивать с теплой постели, одеваться и сломя голову бежать через весь город в гараж. Он просто сбросил ноги с застеленного засаленным рваньем топчана, на котором спал, оказавшись таким образом готовым к труду и обороне.

Нашаривая старые резиновые сапоги, которые с успехом заменяли ему домашние тапочки, он спросонья въехал ногой в батарею пустых бутылок, которые собирал и сортировал перед сдачей во вторсырье временно деливший с ним кров бомж. По давно потерянному паспорту бомжа звали Василием Ивановичем, за что в народе он был раз и навсегда окрещен Чапаем. Нрава он был тихого, но Тахир пригрел его не за это, а за геройское прошлое (Чапай успел понюхать пороху еще в Афганистане и даже, по его словам, был удостоен ордена Красной Звезды) и умение играть на гитаре, сопровождая музыку сипловатым, но достаточно мелодичным — по крайности, на слух не шибко привередливого татарина — пением.

Опрокинутые бутылки раскатились во все стороны с громким звоном и дребезгом. Храпевший на брошенном в угол драном матрасе Чапай перестал храпеть и с трудом разлепил заплывшие, мутные с похмелья глаза.

— Подъем, Вася, — сказал ему Тахир. — Сейчас серьезные люди подъедут. Надо бы тебе ненадолго потеряться, а то, гляди, зашибут ненароком. Как отвалят, приходи.

Чапай молча и безропотно принялся натягивать растоптанные, лопнувшие по швам кроссовки, выражая свое неудовольствие по поводу преждевременной побудки лишь сопением и шмыганьем носом. Бомжи — народ покладистый, особенно в том, что касается внезапных предложений освободить территорию и поискать другое место для ночлега, поступающих от законных хозяев облюбованного ими уголка.

Через две минуты, опрокинув стаканчик бормотухи — для согрева, для бодрости и, опять же, на посошок, — Чапай благополучно отбыл. Проводив его, Тахир слил в мутноватый стакан все, что еще оставалось в бутылке, выпил, крякнул, занюхал рукавом и взялся за дело.

Стрельцов велел подготовить микроавтобус к дальней поездке, причем подготовить не как попало, а по классу «А». Зачем, почему — этого он не объяснил, а Тахир не спрашивал: раз Кузьмич сказал, значит, так надо.

Подняв капот, он подсоединил аккумулятор, хорошенько закрепил клеммы, без необходимости проверил уровень масла в поддоне картера, а также наличие прочих технологических жидкостей, давление в шинах и работу внешних осветительных приборов. Все было в полном порядке; татарин прекрасно об этом знал, но проверку все равно произвел с максимальным вниманием и придирчивостью — в конце концов, ему за это платили, и платили неплохо. Двигатель работал, как швейцарские часы, лежащие в бардачке документы никуда не пропали и пребывали в полном порядке, даже техосмотр, и тот был пройден своевременно. Заглушив мотор, Тахир потратил еще пару минут на то, чтобы обеспечить дополнительные опции, предусмотренные упомянутой Стрельцовым подготовкой по классу «А», после чего вскипятил воду в стареньком замызганном электрочайнике, заварил чай и стал ждать.

Около четырех часов за воротами послышался звук подъехавшей машины. Не дожидаясь гудков клаксона или стука в железную дверь, татарин поднял пластинчатые ворота свободного бокса, и в гараж, поблескивая невыключенными фарами, осторожно вполз угловатый черный внедорожник с заключенной в окружность хромированной трехлучевой звездой на радиаторе. Двигатель заглох, фары погасли; Тахир закрыл ворота, и из «мерседеса», разминая затекшие конечности, полезли люди, которых там, как выяснилось, было, как горошин в стручке, — целых шесть человек. Это была возглавляемая Черемисом команда, принимавшая непосредственное участие в жутковатом ритуале похорон живого человека, о чем татарин, естественно, даже не подозревал.

— Принимай аппарат, — похлопав «мерседес» по горячему капоту, сказал Тахиру водитель. — Махнем не глядя!

Татарин молча указал ему на «фольксваген».

— Грузитесь, — скомандовал Черемис — единственный из присутствующих, с кем Тахир несколько раз встречался, — и, с начальственным видом оглядевшись по сторонам, добавил, обращаясь к Тахиру: — Что у тебя тут за бордель? Бутылки какие-то, матрас на полу… Ночлежку для бомжей устроил? Гляди, татарин!..

У Тахира было что возразить. Его главным и единственным начальником являлся Стрельцов; Черемис был ему никто — просто знакомый Кузьмича, которого надлежало проводить по классу «А» и ценные указания которого были для татарина пустым звуком. Но Тахир промолчал — не потому, что опасался возможных неприятностей, а просто потому, что находился еще не в том градусе опьянения, когда язык переставал его слушаться и начинал плести околесицу.

Напоследок окинув Тахира уничтожающим взглядом, Черемис вслед за своими людьми погрузился в микроавтобус. Боковая дверь с тонированным стеклом захлопнулась, скрыв эту довольно неприятную компанию от глаз татарина. Он открыл ворота, дизельный движок «фольксвагена» заворчал, поплевывая сизым дымком из выхлопной трубы, и ночные гости укатили.

Проводив взглядом удаляющиеся рубиновые точки габаритных огней, Тахир закурил. Закрывать ворота он не торопился: гараж не мешало проветрить, да и вообще… «Вообще» в лице Чапая не заставило себя долго ждать: едва бормотание с аппетитом поглощающего солярку турбодизеля смолкло в отдалении, Василий Иванович появился на освещенном уличным фонарем пространстве у ворот, из чего следовало, что все это время он отирался где-то неподалеку — надо полагать, за углом гаража.

Закрыв ворота, приятели вернулись в угол, служивший им жилой зоной, и, поскольку их мирный сон все равно был нарушен, вскрыли новую бутылку бормотухи. Опрокинув стакан, татарин немного повеселел, оттаял и, потихонечку обретая разговорчивость, ни с того ни с сего поведал Чапаю, как работает химический взрыватель замедленного действия. Как всегда, когда он выпивал лишнего, его татарский акцент заметно усилился, а речь стала бессвязной, так что извлечь из его объяснений хоть сколько-нибудь полезную информацию бомж не сумел бы, даже если бы от этого зависела его жизнь.