Иван Черных - Охота на бизнесменов

— Да вы что?! — возмутился было Биктогиров…

— Твой терем, твое благополучие и твоя семья, поверь, дороже стоят, — перебил его Парамонов. — Подумай, — и повесил трубку.

Довести начатое до конца им не удалось: Биктогиров все-таки не внял предупреждению, заявил в милицию, и Зарубин выделил ему охранников. Петропавловский сам два раза выезжал в засаду на дачу Биктогирова и дважды прикрывал председателя, когда тот возвращался домой. Лишь в январе Парамонову удалось наказать ослушника: сжечь его дачу… А денег так и не взяли. Теперь, думал Михаил, Биктогиров будет более послушным.

Но нужен был помощник: разговор вести Михаилу нельзя было ни в коем случае — председатель АО мог узнать его голос… Прикинув и так и этак, Михаил пришел к заключению, что надо уговорить Митрича, другого помощника при всем желании не было…

Митрич, как и в первый раз, встретил Михаила со страхом в глазах, суетливо и нервозно, словно за ним была погоня, которая в любой момент могла оказаться в квартире сторожа.

— Ох, Миша, отчаянная головушка, — говорил он, идя за Михаилом следом и тяжело вздыхая. — О тебе тут весь Звенигород не звенит, а гудит. Наделал ты делов.

— Разве это дела, Митрич? Делишки, — усмехнулся Михаил. — Вот подожди, такое мы с тобой заварим, что и Москва не расхлебает. — Поставил к стенке ружье. — Возвращаю в целости и сохранности. За амортизацию, само собой, причитается. Но не сегодня. Скоро мы с тобой разбогатеем…

— Куда там, — замахал старик рукою и опустился на табурет. — Тут не до жиру, быть бы живу. Тебя всюду ищут. Ларису твою с утра увезли в милицию, не знаю, выпустили ли. Портреты твои всюду развесили. Зря ты так на риск напрашиваешься.

— Не трусь, Митрич. Все идет по плану. Вот еще одно дельце провернем, и оставлю я тебя в покое и в благополучии с кучей денег. Живи, отдыхай, ешь и пей что хочешь.

— Эх, Миша, — старик отрицательно замотал головой. — Зря все это. Что наша жисть? Мгновенье. А душа-то останется, сколь ей потом маяться…

— Брось, Митрич. Ты же всегда был безбожником, и сам не веришь в то, что говоришь. Нет на том свете ничего, кроме тлена. Потому на этом мы должны жить так, как нам хочется… Ты не бойся, убивать мы с тобой никого не станем. Только попросим одного богача, ограбившего пол-Звенигорода, поделиться с нами. Мой голос он знает, а ты передашь ему по телефону вот такие слова: «Привет, председатель. Не спеши включать магнитофон, он тебе не поможет, ты убедился на примере с дачей. Ты ее еще не отремонтировал полностью? То-то, мы предупреждали тебя. Зря ты на ментов понадеялся. А время идет, пени накручиваются. Плюс инфляция…

— Да разве я столько запомню, — перебил дед.

— Запомнишь, я тебе подсказывать буду… Плюс инфляция. Теперь с тебя причитается не пять миллионов, а двадцать. Приготовь завтра же. И без глупостей. Жизнь дороже любых денег, а у тебя не последний кусок отбирают»…

— Ослободи, Миша! — взмолился старик. — Пожалей мою седую голову.

— Чего ты так напугался? — удивленно развел руками Михаил. — Скажешь это в телефонную трубку. И все. Остальное — доделаю я. За этот разговор получишь пять миллионов. Только не надо мандражить. Ты должен требовать как свои собственные: твердо, грозно, чтоб у него мурашки по коже пошли.

— Не могу я.

— Чепуха, сможешь. У тебя выпить есть?

— Да выпить-то найдется, — обрадованно подхватился с табурета старик и засеменил в кухню. — Яишню поджарить али картошки?

— Ничего не надо. Колбаса или сыр есть, вот и ладно. Можно просто — огурчика.

Митрич не торопился. Вначале принес бутылку, потом пошел за рюмками, семеня сильнее обычного, кряхтя и постанывая. Но Михаил знал: самое главное он сделал. После рюмки Митрич взбодрится, осмелеет и сделает то, что от него потребуют…

Целый день допрашивал Тобратов жену Петропавловского, объясняя, что признанием она облегчит не только свою участь, но поможет и мужу, не даст возможности ему совершить новые преступления. Ни уговоры, ни угрозы не действовали, Лариса утверждала, что с мужем не виделась и не знает, где он, что с ним.

Утром из Москвы снова прибыл Полуэктов, непонятно за какие заслуги реабилитированный, с прежней высокомерностью и уверенностью потребовал сам допросить соучастницу в грабеже, но тоже ничего не добился.

Все пришлось начинать сначала. Тобратов был уверен, что Лариса, если и не встречалась лично с мужем, контакт с ним имеет: иначе зачем бы она ходила по родственникам и друзьям с просьбой дать в долг денег; и не десять тысяч на хлеб, а просит как можно больше, обещая в скором времени вернуть долг. И ружье, из которого убит Светличный, не в изоляторе же раздобыл Петропавловский. То оружие, которое было у него до ареста, Лариса утопила в речке, все удалось достать. Идет проверка зарегистрированных ружей, пока пропавших не обнаружено. Но немало и таких, кто не регистрировал ружья: раньше их продавали в магазинах без предъявления документов…

— Итак, Лариса Ивановна, вы утверждаете, что контакта с мужем после его побега из следственного изолятора не имели? — усадив женщину на стул, спросил Тобратов.

— А зачем мне врать, Геннадий Михайлович, — Лариса даже выразила на лице обиду. — Мне самой все надоело до чертиков. В чем виновата я была, созналась. А больше… — она сердито передернула плечами.

— Что ж, так и запишем. И о вашей искренности все будет отмечено на суде. Теперь скажите мне, сколько вы заняли денег у родственников и близких знакомых? — раньше этот вопрос Тобратов не задавал: это была козырная карта, которую следовало пускать в ход в крайнем случае.

Лариса аж пригнулась, словно почувствовав на плечах непосильную ношу. Но тут же распрямилась и глянула в глаза Геннадию Михайловичу зло и вызывающе.

— Вы и это выведали, — сказала с надрывом. — Потом спросите, зачем? Я отвечу сразу. Да, я ходила по родным и друзьям, побиралась, просила помочь. Чтобы вам, ментам, и вашему «бескорыстному» правосудию взятку сунуть, чтобы Мише поменьше срок дали. Или, скажете, взятки не берете?

— Не скажу, Лариса Ивановна. И в милицию, и в суд попадают, к сожалению, такие люди, как твой муж, — возразил Тобратов и в бессилии откинулся на спинку стула, понимая, что признания от Петропавловской он не добьется. Работая в торговле, а потом помогая мужу в грабежах, она не раз, видимо, готовилась к подобным разговорам и прокручивала в памяти возможные вопросы и придумывала на них ответы. Такой прохиндейке в рот палец не клади, всю руку откусит. — Придется и тебя подержать в изоляторе, возможно, ты еще кое-что вспомнишь.

— Да что вы, Геннадий Михайлович, — взмолилась Лариса, сменив мгновенно гнев на покорность. — У меня же дети, целый день некормленные. Старшему завтра в школу, — на последнем слове она вдруг испуганно замолчала.