Мария Литошко - Исповедь падшего

— Мне казалось, раньше ты был куда более беспечным, — поразился я, глядя ему прямо в глаза.

— Я беспечен к тем вещам, которые либо не так важны, либо совершенно меня не интересуют. Относительно своих дел я серьезен. Упасть с вершины проще, нежели взобраться на нее. Нужно крепко держаться, чтобы ветер конкуренции и различных обстоятельств не сдул нас обратно вниз.

— Значит, все-таки останемся? — я раздраженно поджал губы и отвел в сторону лицо.

— Нет. Просто я хочу, чтобы ты думал не только о веселье, Мартин. Мне нужна твоя помощь! В одиночку трудно за всем следить и думать.

— Договорились! Только, может, мы сдвинемся с места? Сидим тут уже минут пятнадцать!

Дэн молча завел мотор, и вскоре мы переступили порог своей квартиры. Я мог бы изображать обиду хоть целую вечность, трепетно оберегать ее, лелеять, боясь уничтожить навсегда, словно она ценное сокровище. А Дэну хватило и того молчания, что мы соблюли по дороге домой. Не пожелав тратить на минувшее ни одной лишней минуты, он заговорил со мной первый, как будто ничего и не было.

Без малого три часа ушло на поиск грядущего маршрута. На большом банкетном столе мы разложили подробные карты Европы, Азии и Южной Америки. Как вообще можно что-то выбрать среди такого изобилия мест, когда хочется увидеть решительно все? Слава Богу, мы не стали открывать еще и карту Африки!

Наши мнения порой расходились по разным континентам и городам. Моя душа рвалась в Южную Америку, в сторону утопающих в зелени лесов, потрясающих водопадов, громадных кофейных плантаций, чистейших пляжей и городов среди вечного лета. А Дэна больше всего привлекала Европа, цивилизация, как говорил он. Однако нам пришлось постараться, дабы принять единое решение.

— Мы могли бы пройтись по готическим улицам Эдинбурга, посетить знаменитый Нотр-Дам в Париже, увидеть старинные замки — в Европе их тысячи! Там куда ни глянь — всюду культура давно минувших веков. Европейцы бережно хранят то, что у нас давно бы назвали старьем.

— Мы будем пересекать океан ради того, чтобы культурно просветиться? Чтобы посмотреть на фрески Микеланджело или Эйфелеву башню? — съязвил я.

— Полагаю, это само собой разумеющееся. Глупо приехать в Европу и не увидеть знаменитые на весь мир места и ценности величайшего искусства. По-моему, ради этого стоит пересечь океан! — Дэн сделал легкую паузу. — Ну, конечно, там есть и кое-что интересное для вечернего досуга… Знаменитые европейские пабы, лучшее пиво и другие заведения, скажем так, с плохой репутацией, — он загадочно улыбнулся.

— Вот это уже любопытно! Но как же тогда быть с Аргентиной?

— Не думаю, Мартин, что ты хочешь туда поехать, чтобы научиться танцевать танго.

— Верно. Мне хочется просто сменить на время эти изъеденные глазами виды, внести в жизнь хоть чуточку разнообразия, — я тяжело вздохнул, словно после долгого рабочего дня и, отодвинув от себя карту, откинулся на мягкую спинку стула. — Нужно решить и поскорее.

— В таком случае, я выбираю Европу и, если ты тоже согласен, можем съездить в порт за билетами.

— Что ж, пусть будет Европа! Поехали скорее!

Мне уже не терпелось оказаться там, куда еще совсем недавно я отказывался ехать. И в самом деле, какая для меня была разница: Южная Америка или Европа? Дэн ехал, желая обогатить свои знания культурой, посмотреть старинные храмы, величественные замки и, быть может, найти в тех странах нечто особенное… А я — лишь за новыми впечатлениями, эмоциями, и мне было абсолютно все равно, где и как они будут воплощаться.

Нас ничуть не напугала весть об айсбергах, дрейфующих по Атлантике. Об этом нам сообщил пожилой, усатый кассир. Однако он не был настойчив, только предупредил. И вот мы, два отчаянных глупца, главой которых стал, несомненно, я, отправились на другой берег в преддверии Рождества и Нового года. Да, было бы обидно утонуть в ледяной воде где-нибудь меж двух континентов. Но Бог нас миловал. Большой лайнер с тремя тысячами пассажиров на борту двигался легко, как бумажный кораблик по кристальной глади ручейка, минуя все неприятности.

Новый год мы встретили на борту, и это оказалось ничуть не тоскливо. Всю ночь до рассвета мы пили виски в приятном обществе столь же богатых господ, играли в карты, обменивались шутками и, пока окончательно не свалились с ног, приглашали на танцы совершенно незнакомых дам, лица и возраст которых смешались еще вначале праздника. Алкоголь окончательно «приподнимал занавес» моего разума. И тут я становился собой: совершенно ненормальным! Даже будучи пьяным, Дэн всегда оставался разумным и останавливал меня от попыток сделать очередную глупость.

Очнувшись утром 1 января 1919 года, я выслушал о себе много историй. Как ни странно, Дэн всегда помнил все и, делясь этим со мной, должно быть, глубоко надеялся, что его рассказы повлияют на меня в будущем.

— Прекращай пить, Мартин! Ты ведешь себя недопустимо! — сердито констатировал он, сообщив о моей попытке избить супруга одной молодой дамы, которую я настойчиво пытался увести в нашу каюту, и о двух сигарах, нагло взятых со столика фабриканта, с дерзким заявлением: «Делаю, что хочу!» — в ответ на его возмущение.

Я весело рассмеялся и снова упал на подушку.

— Праздник и правда удался! Как же здорово: ты все помнишь, а я — нет! Весьма забавно слушать о себе, как о другом человеке, и, раз уж я ничего не помню, то и испытывать стыд мне не придется!

Взгляд Дэна нисколько не просветлел. Он стоял в двух шагах от моей кровати, элегантно одетый, положив левую руку в карман брюк.

— На самом деле я ожидал от тебя других выводов. Пойду выпью кофе. Надеюсь, ты скоро присоединишься. Буду в гостиной.

Мне хотелось еще вздремнуть, но я не смог. Спустя десять минут, которые ушли на то, чтобы привести мой внешний вид в порядок, я вышел к Дэну.

— Кто ты такой, чтобы читать мне проповеди? — воскликнул я, нервно распахнув двери. — Мне уже давно не десять лет! Прошли те времена, когда мною помыкали!

— Мартин, я просто беспокоюсь за тебя, — сидя в кресле, Дэн размеренно помешивал кофе.

— Думаешь, раз ты старше, то имеешь на это право? — я закричал от злости.

— Я старше всего на год.

— А кажется, что на все тридцать! И не смей мне диктовать запреты! Мы друзья, а не родственники. Чувствуешь разницу?

— По-твоему, друзья должны лишь улыбаться друг другу, все одобрять и поддерживать даже самые абсурдные поступки? Полагаю, у тебя сложилось неверное представление о настоящем друге.

— И ты, очевидно, как всегда, знаешь больше, а потому прав. Только с каких это пор ты вдруг стал таким правильным, Дэн?

— Быть свободным от глупых законов, написанных дураками, людских мнений, обстоятельств и быть совершенно лишенным тормозов и самоконтроля — это не одно и то же. Чем стоять на своем, Мартин, лучше бы ты прислушался к моим словам. Критику невозможно любить, но ее можно научиться понимать и ценить.