Анатолий Ковалев - Гробовщик

— Не понял.

— Мы вместе спускаемся вниз и садимся в вашу машину. Я вам обеспечиваю алиби! Вы приехали ко мне, а не в двести семнадцатую квартиру! И все это время находились у меня! Понятно?

— Но ведь они дважды звонили…

— И что с того? Могли бы и трижды! Мы занимались любовью! А во время секса лучше нас не беспокоить! Верно? — Она кокетливо подмигнула ему.

— План рискованный, — заметил Гольдмах. — Если они возьмут у меня отпечатки пальцев…

— Надо рисковать, Миша! — пискнула она. — Я уверена, что все обойдется!

— Они могут не поверить! Им бросится в глаза огромная разница в возрасте… — Это вырвалось у него само собой, ведь сорокалетних женщин он считал уже старухами.

— А вы, оказывается, хам! — жалобно пропищала Надя и спрятала свое личико в ладошки.

— Ой, ради Бога!.. — опомнился Михаил.

— Насильно ворвались ко мне, да еще оскорбляете! — Она шмыгнула носом. — Я бы вас вышвырнула вон, если бы не ваше положение!

Ему казалось, что он обидел ребенка.

— Я пойду. Я не имею права втягивать вас. У каждого свои проблемы. И выпутываться из них надо самому.

Он кинулся в прихожую.

— Стойте! Куда вы? Это глупо! — кричала она ему сквозь слезы.

Его остановили не слова Нади, не ее боль за него, случайного встречного, а то, что он увидел в прихожей.

Огромный плакат, от пола до потолка, закрывал полстены. Его не заметил бы только слепой или человек, в состоянии аффекта ворвавшийся в квартиру.

Это была афиша детского спектакля «Хаврошечка». Премьера 1978 года. В роли Хаврошечки — Надежда Емельянова. На плакате девочка лет десяти, с испуганными глазами, растрепанными волосами, в русском сарафанчике и босиком.

Мише было тогда шесть лет, а Наде — двадцать. Эта сказка его пугала в детстве. И как видно, не только его, потому что спектакль продержался в репертуаре не больше одного сезона.

Афиша его загипнотизировала. В детстве он видел и другие спектакли с ее участием. Надежда Емельянова была очень популярна в городе. И наверно, популярна теперь, только он вышел из детского возраста и давно перестал интересоваться театром. Те истины, которые когда-то вещали ему со сцены, сейчас казались ложными и вызывали смех.

— Так вы та самая Надежда Емельянова?

— Какая разница?! — всплеснула руками она. — В любом случае вы должны принять мой план.

Теперь он разглядывал ее с любопытством.

— А знаете, родители меня постоянно таскали на ваши спектакли.

— О Боже! — вздохнула Надя. — Вы снова даете понять, что я уже старуха!

— Ни в коем случае! — запротестовал он. — Ни в коем случае! Вас можно принять за девчонку!

— Не надо льстить, Миша. Пожалуйста! Я ненавижу лесть!

— Хорошо. Я принимаю ваш план. Мы вполне могли бы стать любовниками. Актрис любят все, и в этом нет ничего подозрительного!

— Тогда вперед! — скомандовала она и добавила с усмешкой: — Никогда не приходилось играть любовниц бизнесменов!

Надя припудрила лицо, накрасила губы и нацепила туфли на высоченных каблуках. Теперь она почти доставала до его плеча.

— Не замерзнете в туфлях?

— А вы заботливы.

— Вхожу в роль. Не вы одна!

— Если все обойдется, доставите меня обратно. А в машине я не замерзну.

Они вышли в тамбур. Надя заперла дверь. Потом взяла Михаила под руку, шепнула: «Смелей!» — и потянула за собой.

Оказавшись в узком коридорчике с лифтом, они прислушались к голосам, доносившимся из соседнего тамбура. Соседи обсуждали происшествие:

— Я еще утром, уходя на работу, заметила, что у Татьяны дверь не заперта. Но мало ли чего? Какое мое дело?

— А к ней все ходил кавказец! Может, он?

— Да его давно не было видно!

— А вчера никого не видели?

— Шлялись тут двое ребят. Я описала их следователю. Мусор вечером пошла выносить, а они сидят на подоконнике, курят!

— Я тоже видел! Ну и рожи у них! Сразу видно, наркоманы!

— Ограбили Таньку! Ясное дело! И нас ограбят! Умные люди давно подъезды на замок закрывают!

Гольдмах уже было направился к лестнице, но Надя дернула его за рукав.

— Так подозрительней! — шепнула она и нажала на кнопку лифта.

Они благополучно добрались до первого этажа, но при выходе из лифта столкнулись с полноватым мужчиной в енотовой шапке. Он едва заметным кивком головы поздоровался с Надей.

На улице уже сгустились сумерки. Шестисотый «мерседес» Гольдмаха стоял в окружении других иномарок, наводнивших к вечеру двор. Милиции след простыл.

— Ну вот, а вы боялись! — пискнула Надя и захихикала.

— Ничего не понимаю, — пожал плечами Михаил.

— А что тут понимать? Подставка не получилась. Мы победили!

Он не мог отрицать, что эта крохотная женщина, героиня детских иллюзий, близка к истине.

— Вы спасли меня, Надя. Не знаю, как вас благодарить?

— Благодарите скорее, а то ноги мерзнут!

Он расцеловал ее в обе щеки, она при этом продолжала кокетливо хихикать.

— А кричал — озолочу!

— Может, рванем в ресторан? — предложил Миша.

— Приходите лучше в театр. Я играю в основном по утрам. Или хозяину игровых автоматов недосуг? Гм-м… Хозяин игровых автоматов! Звучит как название детской пьесы.

— Обязательно приду. Послушайте, Надя, а кто этот мужчина в енотовой шапке?

— Неужели ревнуете? Пора выходить из образа!

— Ревную! Еще как ревную! — сделал он суровое лицо.

— Не обращай внимания, милый! — подыграла она. — Со мной многие раскланиваются, здороваются, показывают пальцем и даже передразнивают!

— И все-таки! Я хочу знать!

— Один знакомый, с киностудии. Ей-богу, не стоит обращать внимание на моих знакомых!

Им было весело, потому что с плеч свалилась тяжелая ноша.

Она зацокала каблучками по обледеневшему асфальту. У дверей подъезда еще раз обернулась и помахала ему ручкой.

Уже отъехав на порядочное расстояние, Михаил вспомнил, что оставил в квартире Надежды Емельяновой свой полиэтиленовый пакет с дореволюционной открыткой в старой жестяной рамке.

С утра, едва рассвело, Геннадий уже был на ногах. За окном звенела капель. За ночь температура резко скакнула вверх.

Чтобы не разбудить Светлану, ходил на цыпочках и делал все по возможности тихо. Крепкий кофе с сигаретой вошел у него в привычку. Марина никогда не умела сварить кофе как надо. И Гена научился сам. Бывший шеф любил именно напиток Балуева и пренебрегал услугами секретарши.

Он сидел на кухне, закинув ногу на ногу, время от времени затягиваясь, выпуская струйку дыма к потолку и отпивая кофе маленькими глотками.

«Похоже, что Валера не блефует, — рассуждал он. — Узнав о том положении, какое, по их мнению, я занимаю в резиденции Мишкольца, он вряд ли решился бы на самостоятельные действия. Неплохо бы навестить институтского приятеля Даньку Охлопкова. Он сейчас якобы временно замещает меня. На него могут выйти солидные дяди. А солидных он всегда боялся. Если расколется, тогда мне крышка! Можно заказывать панихиду. Интересно, где меня похоронят? В аллее Героев или рядом с папой? Надо написать завещание. Нет, лучше на словах объясню Светке. Она меня вытащила в эту Тмутаракань! Пусть хоронит, где я захочу!»