Анатолий Ковалев - Гробовщик

Опомнившись, он стал метаться по квартире, не видя выхода. И в первую очередь схватил открытку с пухленькой девочкой на фоне Швейцарских Альп и сунул ее в полиэтиленовый пакет, который все еще держал в руке. Именно дореволюционная открытка в жестяной рамке, а не многочисленные отпечатки пальцев, оставленные в квартире Семеновой, казалась ему самой весомой уликой.

— Бежать! Бежать! — скомандовал он себе.

Но бежать было поздно. Лифт приближался к седьмому этажу. На лестнице слышались голоса милиционеров.

Гольдмах метнулся в соседний тамбур. Такой же длинный коридор, провонявший кошками. У самой дальней двери, спиной к нему, стояла девчонка лет двенадцати. Она отпирала дверь своей квартиры.

Времени на раздумья не оставалось. В два прыжка он оказался рядом с девчонкой. Не успела она обернуться, как он зажал ей ладонью рот и влетел вместе с ней в распахнутую дверь.

Она вырывалась и рычала в ладонь. Лягнула его каблуком в ногу, но боли он не почувствовал.

Ему повезло, что дома никого не оказалось, иначе последствия могли быть самые неприятные.

Миша чуть ли не на руках внес девчонку в единственную комнату и, как заправский насильник, уложил на кровать.

— Молчи, дура! — приказал он. — Я не сделаю тебе ничего плохого!

При этих словах Гольдмах ослабил руки. Жертва вырвалась, вскочила ногами на постель и хотела уже броситься обратно в прихожую, но он вовремя предупредил ее намерение. Поймал девчонку за голень и рванул на себя, так что та плюхнулась задом, подскочив на панцирной сетке.

С минуту они удивленно разглядывали друг друга.

Михаил допустил ошибку. Его жертва оказалась вовсе не девчонкой, а женщиной лилипутского роста, которой уже перевалило за сорок. Бог наградил ее длинными, густыми волосами, а красивые серые глаза казались неестественно огромными. Может быть, потому что она была такая маленькая, а может, просто от страха? Ведь она оказалась в лапах чудовища, уродливого парня, с заячьей губой, сплющенным носом и выдвинутой вперед челюстью. Вот только глаза парня не могли обмануть.

Перед ней стоял на коленях уродец с добрыми глазами, словно сошедший со страниц французского романа эпохи романтизма.

— Выслушайте меня! — взмолился Гольдмах. — Я попал в тяжелую ситуацию. За мной гонятся! Позвольте переждать у вас! И я… Я отблагодарю… Озолочу…

Он достал из кармана куртки визитную карточку, и женщина смогла убедиться, что перед ней Миша Гольдмах, владелец игровых автоматов. Хотя визитка не паспорт, можно воспользоваться чужой. Так ведь и паспорта подделывают. А вот глаза…

Он видел, что женщина поверила. Она спрыгнула на пол. Сбросила пальто.

— Надо запереть дверь, — пролепетала она тоненьким голоском, кокетливо пожимая миниатюрными плечиками.

— Терпеть не могу это заведеньице, — признался Балуев, когда они со Светой уселись за столик ночного бара «Сириус». — И посещать его два вечера подряд — дурной вкус!

— Куда уж нам до ваших столичных кафешек! — съязвила она. — Чем богаты, тем и рады!

Бармен и немногочисленные посетители, как и вчера, выказывали максимум внимания крутой парочке.

— Чувствуешь себя как в зоопарке, — не переставал возмущаться он.

— Каким ты стал занудным, Геночка! — улыбнулась Светлана, будто одарила его изысканнейшим комплиментом.

Они заказали по жульену и бутылку Лангедокского вина.

— Я забыла тебе сказать главное, — вдруг вспомнила она. — Ты зря боишься этого дела. Мишкольц в Америке, Поликарпа тоже нет в городе, и, по моим сведениям, не будет еще месяц. Я выбрала подходящее время, чтобы вызвать тебя. Не так ли?

— А где Поликарп?

— В Греции. Гостит у сына в Салониках. Знаешь, — задумчиво начала Света, — у Гробовщика, как ни странно, получились неплохие дети.

— И что дальше?

— Ничего. Чаще бывает наоборот. У прекрасных людей — дети подонки! Что это? Промысел Божий?

— Скорее, генетический, — возразил Балуев. — За что это Богу награждать Гробовщика хорошими детьми? И потом, прекрасные люди, как ты говоришь, часто оказываются никудышными педагогами. Из негодяев редко выходят Сухомлинские, но бывают исключения.

— Христофор был умницей, — продолжала она, — специализировался на древней литературе, свободно читал на древнегреческом и латыни.

— Хочешь меня заставить прослезиться? Не выйдет. Меня больше интересуют мои собственные дети. Валька должен уехать со мной. Поняла?

— Шантаж! Сплошной шантаж! И так всю жизнь! — воскликнула она и принялась за жульен.

— А этот, старший сын Поликарпа…

— Олег, — подсказала Кулибина.

— В каких отношениях он был с Христофором? Не знаешь?

— Решил отработать версию семейной драмы? — догадалась она.

— Почему нет? — спросил Геннадий. — Они все — богатые наследники.

— Не болтай глупости! — взорвалась Светлана.

Он и сам знал, что мелет чепуху. Олег, живя за границей, не смог бы с такой точностью рассчитать киносъемку на кладбище, да и потом, зачем ему вся эта возня с разноцветными гробами? Просто Балуев всеми фибрами души ненавидел Поликарпа и не мог себя заставить сочувствовать его трагедии.

— А вот и Вера!

К их столику направлялась немолодая женщина, стройная, худая, одетая по-молодежному в кожаные штаны оливкового цвета и яркую рубаху навыпуск. Жгучая брюнетка, с очень смелой для ее лет авангардной стрижкой, живым, пронзительным взглядом и неестественной улыбкой, она была не только вампиршей в кино, но и настоящей женщиной-вамп в жизни. Пользовалась броской косметикой фирмы Ив Сен-Лоран, темно-фиолетовой помадой под названием «Падшая звезда» и точно таким же лаком для ногтей. Мужчины побаивались актрису. Может, поэтому она никогда не была замужем.

— Я вам не помешаю? — притворилась она случайной посетительницей, которой негде приткнуться.

— Мы как раз говорили о тебе! — солгала Кулибина.

Она представила их друг другу. Балуев даже осмелился приложиться к костлявой ручке вампирши с неприятными, мертвыми ногтями.

Актриса взяла салат из креветок и кружку темного пива.

— Что именно вы обсуждали? — несколько жеманно поинтересовалась она.

— Вашу последнюю роль в кино, — выпалил Геннадий, несмотря на запрет Светланы затрагивать при ней эту тему. Кулибина испепелила его взглядом.

— Мою роль в кино? — удивилась Вера. Ее черные брови при этом поднялись так высоко, как будто она обнаружила, что креветки в салате оказались живыми. — Какую именно? За последний год я снималась в двух фильмах. Многовато для провинциальной актрисы, не правда ли?

— Мы говорили о триллере, — нашелся Балуев. — Об этом много писали в прессе.

— Ну да, писали, — нехотя согласилась Вера. — Было о чем писать. Эта роль венгерской вампирши вымотала меня окончательно! — пожаловалась она.