Анатолий Ковалев - Гробовщик

— Немного есть, — улыбнулся Гольдмах. — Так принято. На посошок. Я прощаюсь с Родиной.

Последнюю фразу он произнес громко и, как показалось Балуеву, чересчур патетично. Геннадий Сергеевич с трудом узнавал своего нового приятеля.

— Так. Хватит с него! — бросил он бармену, и тот сразу перестал улыбаться.

— Что значит «хватит»? — возмутился Миша. — Я плачу свои деньги.

— Ты с ума сошел! Кто поведет машину?

— А-а! — махнул рукой Гольдмах. — Не срите мне в голову, господа! — обратился он неизвестно к кому.

— Ваш коктейль, — объявил бармен, поставив перед ним высокий стакан с огненно-оранжевой жидкостью.

— Постой! — Балуев схватил Михаила за руку. — Нам надо ехать.

— Счас выпью. Пойду умоюсь. И поедем.

— Нет, так дело не пойдет. — Гена развернул Гольдмаха лицом к себе и твердо заявил: — Тебе хватит, дружок.

— Я плачу свои деньги, — повторил тот, прищурив оба глаза. И вдруг схватил Балуева за грудки, резко дернул на себя и прошептал ему на ухо неожиданно трезвым голосом: «За нами следят. Будь повнимательней». После чего отпустил, засмеялся, подмигнул бармену и принялся за коктейль.

— Ладно, черт с тобой, — сдался Геннадий и попросил бармена: — Налей минералки.

Позже, в туалете бара, они объяснились.

— Я был сегодня в своем ресторане. Там обнаружил «хвост». Это свои. Скорее всего, люди Жигулина. Босс хочет убедиться в исполнении моего обещания сделать ноги. После ресторана я поехал в турбюро. Для вида, разумеется. Просидел там около часа. Потрепался с хорошенькой девушкой. Узнал, что на Кипр есть только утренний рейс. Потом позвонил Окуню, сказал, что купил путевку, назвал самолет. Он пожелал мне мягкой посадки. Думаю, поверил. Эти сволочи так и таскались за мной. Пришлось их везти сюда. Один сидел за стойкой, по правую руку от меня, и слушал наш разговор. Двое других заказали столик. Что скажешь?

— Ты здорово меня разыграл. Как тебе удалось столько выпить и остаться трезвым?

— Все дело в коктейле. Нет ничего лучше для конспирации. — Миша говорил тихо, скороговоркой, но при этом не упустил возможности прихвастнуть. — Я сразу договорился с барменом: ни капли спиртного, а плачу по прейскуранту. Парню это понравилось.

— Молодец! — похвалил Геннадий. — А теперь слушай меня. Я рассказал о тебе шефу. И мы кое-что придумали. Сегодня ты улетишь в Москву. Поживешь пока на конспиративной квартире Мишкольца. Он прикупил ее на всякий пожарный, но еще ни разу не пользовался. Ты, разумеется, должен хранить в тайне этот адрес. Поживешь недельку в Москве, получишь приглашение из Англии от моего старого друга. Оформишь визу на несколько месяцев, и гуд-бай, Россия. О’кей?

— А дальше?

— Дальше видно будет. Может, вернешься назад, а может…

— Назад? По-твоему, это реально?

— Почему нет? Все в этом мире относительно, Михаил. — Балуев по-отечески похлопал его по плечу. — Глядишь, через месяц-другой никто и не вспомнит про Окуня с Жигулиным, а их косточки будут покоиться в сырой земле.

— Это что, пророчество?

— Вроде того.

— И все-таки плохо, что нас засветили вместе, — посетовал Гольдмах.

— Ничего. Я тут долго не задержусь. Еще пару дней — и тоже в столицу. Успеем попрощаться. А вот, что делать сейчас, ума не приложу. Самолет через два часа. Следующий — ночью. А «хвост» нам нежелателен.

— Я все продумал, — успокоил его Миша. — Мы продолжим спектакль. Ты поможешь мне выйти отсюда, потому что сам я уже не в силах передвигаться. Усадишь за стойку бара и попросишь бармена вызвать для меня такси. Когда посадишь меня в машину, громко объявишь адрес. Мой домашний адрес. Они не поедут за мной. Нет смысла. Окунь знает, что у меня утренний рейс.

— Что ж, попробуем, — согласился Гена.

Здесь же, в туалете бара, он передал ему адрес и ключи от московской квартиры.

Ближе к полуночи к «Сэму» съезжались деловые люди. Здесь ударяли по рукам, провернув очередную сделку. Здесь мирили непримиримых врагов и намечали новые жертвы. Здесь злые помыслы уживались с благими намерениями. И при этом всякий не забывал набить себе брюхо местными деликатесами.

В отличие от «Больших надежд», к «Сэму» мог заглянуть каждый, вне зависимости от клановой принадлежности. Как говорится, лишь бы денежки водились. Такие порядки установил еще старина Лось. Он слыл миротворцем, несгибаемым борцом за справедливость.

Большим людям отводились отдельные кабинеты, и это помогало избегать конфликтных ситуаций.

Сегодня ждали самых дорогих гостей. Два босса, Окунь и Жигулин, пожелали вместе отужинать. В таких случаях ресторан закрывали на спецобслуживание. Но боссы оказались истинными демократами. «Зачем лишать людей удовольствия?» — решили они. Распорядились только, чтобы соседние кабинеты оставались пустыми.

Розовощекий, круглолицый Жигулин не церемонился с деликатесами, набивал полный рот и быстро проглатывал. Казалось, ему все равно, что перед ним, — омары с грибной подливкой или жареный минтай. Окунь же, напротив, выделывал аристократические па, расправляясь с заливной телятиной с помощью ножа и вилки и не спеша посылая кусочек за кусочком в свой щербатый рот. По обоюдному согласию запивали легким сухим вином. Для беседы нужны были трезвые головы. Однако начать разговор ни один из них не решался.

— Наш еврей перед отъездом набухался, — заговорил наконец бывший милиционер. — Надо бы его утром разбудить, чтобы не опоздал на самолет.

— Не опоздает, — хмыкнул авторитет, — иначе его ждет КПЗ. Преемничек продержался ровно год, а у старичка нервишки сдали.

— Какая сука его предупредила?

— Неведомский.

— Исключено, — возразил круглолицый. — Мои люди следят за каждым его шагом. И могу голову дать на отсечение, что у него была со стариком односторонняя связь.

— Тогда Гольдмах, — не раздумывая предположил Окунь.

— Вряд ли успел бы. В тот день, когда мы его прижали к стенке, старик уже собрал манатки.

— Надо сказать, что наши люди в Альпах не торопились.

— Так ведь и старик не сидел на месте. То звонил из Праги, то из Вены. Попробуй вычисли! — Жигулин утер краем скатерти лоснящийся рот, глубоко вздохнул и продолжил: — И все-таки его кто-то предупредил. Кто-то из наших людей.

— Ты считаешь, что этот кто-то имел с ним двустороннюю связь?

— А как иначе? — развел руками толстяк.

— Неведомский не имел. Гольдмах не имел. А этот…

— В том и закавыка. Кому-то старик доверял больше, чем другим.

— Больше, чем преемнику, своему родственнику?

— Ты поверил в сказочку про родственника? — Бывший милиционер вытер об скатерть руки. — Старик сунул нам фуфло, а мы целый год терпели.

— Парень сказал, что он из Одессы, — напомнил авторитет.