Александра Ронис - Тебе меня не сломить

Черный БМВ стоял на обочине городского проспекта. Вокруг кипела жизнь, нейлоновыми огоньками светилась реклама, мимо на большой скорости проносились автомобили, люди спешили по своим делам. Парень будто отгородился от окружающего мира в салоне своей машины. Стряхнул за окно пепел от сигареты и плотно закрыл стекло. Рука потянулась к наплечной кобуре.

Стальной холод обжег пальцы. Такой привычный щелчок предохранителя.

Сколько раз в своей жизни он слышал этот звук? Сколько раз без сожаления нажимал на курок? Каково это оказаться по другую сторону от пистолета? Заглянуть в черную пропасть, из которой вот-вот вырвется твоя смерть? Возможно, это стоило сделать уже давно, чтобы не ломать чужие жизни, не причинять вреда стольким людям ради своего благополучия, ради своей прихоти. Медленно развернув пистолет к себе, он с удивлением взглянул в зияющую пустоту дула.

Стук по стеклу. Саша повернул голову. Возле машины стояли ППС-ники из их отдела.

— Александр Павлович, — обратился к нему один из них, когда стекло опустилось.

— А мы смотрим, машина ваша здесь уже полчаса, решили подойти. Может, помощь нужна? Степнов покачал головой.

— Спасибо, ребят, все в порядке, — твердо ответил он.

Когда ППС-ники удалились к патрульной машине, Саша посмотрел на пистолет, лежащий рядом на сидении, покачал головой, будто пытаясь стряхнуть с себя странные мысли. Нет, он еще не все сделал, что должен был. Где-то гуляет и наслаждается жизнью второй ублюдок, виновный в смерти Вики, да и мамы тоже. Найти его, удавить, уничтожить, а потом можно и самому. Он взял ствол в руки и, снова поставив его на предохранитель, убрал обратно в кобуру. Завел мотор, и машина с ревом рванула с места, скрываясь в бешеном потоке ночного города.

В эту ночь ей так и не удалось заснуть. Юля металась по кровати в бессильных попытках успокоиться. Кажется, коленки дрожали до сих пор, хотя после того, как он покинул стены ее квартиры, прошло уже несколько часов. Господи, ну когда он уже оставит ее в покое? Неужели ему мало того, что он сделал? Неужели он не видит, что с ней стало? Только разбередил еще больше душевные раны, которые, казалось, начали потихоньку затягиваться, зарубцовываться.

А наутро она заметила первые изменения: грудь налилась и стала болезненной, соски увеличились и потемнели, а привычный бюстгальтер с кружевом стал казаться невероятно жестким и раздражающим.

Тело готовилось вынашивать ребенка… Ее тело — да, но не сама Юля. Она не хотела, не желала, не могла оставить его. Боже, сама того не замечая, она уже думает о нем, как о ребенке! С каждым днем все больше и больше! А где-то в глубине души поселилось чувство вины перед этим нежеланным малышом, нарастающее и вытесняющее все остальные эмоции. Как же ее это пугало…

Нет, нельзя позволить этому чувству заполнить ее всю и вытеснить остатки здравого смысла. Нельзя! Господи, быстрей бы все это закончилось! Все анализы уже пройдены и совсем скоро, буквально через день-другой, все будет кончено, все будет так как прежде. Ей надо, очень надо убедить главбухшу отпустить ее хотя бы на полдня, а потом она вернется и продолжит работу. Она сильная, она сможет… Трех-четырех часов ей хватит, чтобы… До этого момента Юля старалась не думать о самой процедуре. Такую операцию делают каждый день — не она первая, не она последняя. На современном уровне развития медицины последствия будут минимальными, и она еще познает радость материнства.

Юля зажмурилась и попыталась представить, как все будет: стерильная операционная, белые кафельные стены, кресло, набор инструментов, врач и медсестры в хирургических халатах с масками на лице; ее просят лечь на кресло, жгут на руке, шприц и темнота; а потом больничная палата, ноющая боль внизу живота и все, все уже позади. Если бы только можно было, заодно, и память стереть…

Она повертела в руках направление, снова и снова всматриваясь в такое страшное слово из пяти букв, словно до сих пор не веря в то, что это происходит с ней, после чего убрала листок обратно в сумку и попыталась сосредоточиться на работе. А в душе поселился страх. Леденящий, медленно расползающийся внутри. Страх последствий, страх возможного сожаления о том, что она поступила неправильно, страх боли…

И тут она вспомнила. В колледже им читали лекцию о методах контрацепции и показывали фильм об аборте: что чувствует и как ведет себя плод во время этой ужасной процедуры. Юля помнила то болезненное чувство жалости к таким нежеланным не рожденным деткам, то возмущение, которое она испытывала к таким безответственным и жестоким взрослым, и то, как она сразу же решила для себя, что никогда не поступит так со своим ребенком.

Да уж, как говорится, никогда не стоит зарекаться. Никогда не говори никогда.

Чем же она лучше той женщины, чьего ребенка в обучающих целях убивали каждый день на глазах сотен людей? А если бы это был ее малыш на видео?! Ведь тот, кто находился внутри нее, такой же маленький и такой же беззащитный. Он совсем один. Кроме нее, у него никого нет. И когда его будут убирать, он будет искать защиты у нее, у своей мамы, которой он совсем не нужен. А она будет лежать под ножом врача, добровольно позволяя медленно, мучительно и жестоко убивать его только потому, что в силу определенных обстоятельств его отцом является подонок. А если бы это был ребенок Макса? Оставила бы она его? От этих мыслей на глаза выступили слезы. Отвернувшись к окну, Юля стала усиленно вглядываться в ярко-голубое небо, слегка подернутое белыми облачками, пытаясь как-то отвлечься от этих мыслей и не позволить дурацким слезам покатиться по щекам.

— Ольга Александровна, — зайдя в кабинет к главбухше уже после окончания рабочего дня, несмело обратилась к ней Юля.

— Сергеева, если ты снова отпрашиваться! — не дослушав ее, строго сказала та.

— Только до обеда. Ольга Александровна, я в выходные выйду. Мне очень нужно! — быстро проговорила девушка, понимая, что терпение начальницы уже на исходе, но другого выхода просто не было.

— Я предупреждала, что буду справки с вас брать? — недовольно взглянула на нее главбух. — Опять к зубному, что ли? — Да, - только и смогла выдавить из себя Юля, чувствуя, что лицо заливает краска. Ну, не умела она врать, тем более такое продолжительное время.

— Вот пусть тебе справку дадут, что ты была на приеме, — заключила женщина, отворачиваясь к монитору, тем самым давая понять, что разговор окончен.

— Это частная клиника. Они не дадут, — тихо произнесла девушка, едва найдя, что сказать.

— Ах, частная… Знаешь, в ведомственной поликлинике тоже есть зубные врачи, могла бы и туда обратиться, — снова обернувшись к ней, главбухша с неприязнью взглянула ей в глаза. — А то я тебя отпускаю-отпускаю под честное слово, а ты, может, гуляешь где-то.