Александра Ронис - Тебе меня не сломить

А Степнов, по-видимому, снова решил напомнить о себе. Непонятно, что ему надо. Поговорить хотел, деньги на аборт предлагал. Еще что-то говорил, но она запомнила только два слова: «аборт» и «оплачу». Конечно, Макса теперь нет, и если он захочет, то и дальше будет таскаться к ней. Слова «нет» он не понимает и ему совершенно плевать на то, что он убил человека. Думает, она сделает аборт, а потом кинется в его объятия, что ли? Если она раньше не собиралась отвечать ему взаимностью, то теперь тем более! Что он за человек?! Страшный, жестокий, циничный. Нет, все, решено: она уедет к отцу. Туда он за ней не потащится. Главное, пережить эти три-четыре месяца до декрета, а потом можно будет вздохнуть свободно.

Утром, перебирая картотеку, Юля наткнулась на его карточку денежного довольствия. Перед тем как уйти на проверку, она рассчитала зарплату на июнь, а сейчас из-за смены программы и переноса данных в новую расчет июльской зарплаты постоянно откладывался. Наконец программист «дал добро» на расчеты нового месяца, и Юля, буквально не поднимая головы, окунулась в работу.

Степнов Александр Павлович… Карточка выпала из рук. Господи, ну, как она могла забыть? Рано или поздно все равно бы наткнулась на нее. Хоть в другой отдел переводись или на другой участок, только как объяснить это руководству? Снова взяв карточку в руки, Юля стала медленно ее рассматривать. Хотя раньше уже видела ее не раз, просто не обращала внимания, ведь это было до… до всего…

Он явно живет не на одну зарплату, а на «левые» деньги. А какие у начальника уголовного розыска могут быть «левые» доходы, кроме криминальных? Юля слышала выражение «оборотни в погонах», вот угораздило же ее встретить такого в своей жизни. Ее, которая никогда в жизни не сталкивалась с криминалом, хотя ее отец всю жизнь проработал в правоохранительных органах, а сейчас и она сама является частью этой системы. Все это проходило мимо нее, никоим образом не касаясь лично. До того момента, пока она не встретила Степнова. Вернее, пока он ее не увидел и не загорелся идеей подчинить себе.

А теперь вся ее жизнь похожа на какой-то криминальный роман. Он убил Макса, ее изнасиловал; все это тянет на уголовное дело. Он — убийца, насильник, «оборотень в погонах», самый настоящий бандит, только в форме, и от этого еще хуже, еще опаснее. Она теперь каждый день живет и боится встречи с ним — мало ли что взбредет ему в голову. Раз он к ней домой «после» приходил, значит, велика вероятность того, что может опять прийти.

Про ребенка выспрашивал, деньги на аборт предлагал. Вдруг решит, что она его этим впоследствии шантажировать станет или заявление на него напишет. Все равно, малая вероятность такого существует, ведь любой тест ДНК подтвердит, от кого она родила ребенка. При желании он может и сам ей выкидыш устроить какой-нибудь, мало ли способов. Или вообще и ее убить, чтобы на корню пресечь все возможные проблемы в будущем. На его должности репутация и послужной список должны быть идеальными.

Страшно, жутко, опасно… Может, правда, все бросить и уехать домой, к отцу? Хотя, если он захочет, он ее и там найдет. Узнал же он, где она живет, с кем живет. Если ему надо будет, он все про нее узнает. И про то, куда уехала, и про то, что беременность сохранила.

В памяти всплыли его слова: «Я ведь могу и больно сделать», «Лучше не зли меня». И глаза — холодные, безжалостные… За что ей это?

— Юля? Почему ты не сказала, что приедешь? Я бы на станции встретил, — удивленно и в то же время радостно проговорил отец, увидев ее на пороге своего кабинета в субботу утром, и, обняв девушку за хрупкие плечи, заглянул в глаза. — У тебя все нормально? Ты какая-то бледная и похудела. Они, что, там на тебе пахали, что ли? — Да нет, пап, просто устала что-то, — покачала головой Юля и, помолчав, тихо произнесла: — Да еще… Макс умер, — и медленно подняла глаза на отца.

— Умер?! Как?! — ошарашенно произнес тот. — Что случилось? — Избили, — с трудом выдавила из себя девушка, а в груди все защемило: Макса избили до полусмерти, а ее… — Кто?! — спросил отец, глядя ей в глаза.

Юля тяжело вздохнула…забыть бы кто… — Неизвестно, пап… Неизвестно, — прошептала она, отводя взгляд.

— Но следствие-то, наверное, идет, — предположил отец, проводя ее вглубь кабинета и отодвигая перед ней стул, затем пододвинул другой и присел рядом.

— Хотя, вряд ли найдут,… Конечно, не найдут! Юля в этом даже не сомневалась.

Всю неделю главбухша грозилась рабочими выходными, и Юля уже смирилась, что выспаться снова не удастся, однако к вечеру пятницы Ольга Александровна неожиданно изменила свои планы и великодушно разрешила сотрудникам не выходить в выходные дни. И Юля поняла: это ее шанс. Нужно ехать к отцу и наконец, все ему рассказать, раз окончательное решение уже принято, и рано или поздно он все равно узнает. Ему будет неприятно осознавать, что она так долго это скрывала от него, ведь он с детства выстроил с ней доверительные отношения. Они единственные родные люди друг для друга. Больше никого нет.

И все же каждый раз, когда она собиралась с духом, чтобы сказать о том, что беременна, в горле словно ком вставал, все слова куда-то девались, а от волнения начинала кружиться голова, и снова подступала тошнота.

И следующим вечером Юля уехала со своей правдой обратно в Москву. Смотрела в окно на удаляющийся силуэт отца, который остался на станции, и чувствовала, как щемит в груди от собственного бессилия. Она расскажет ему. Обязательно.

В следующий раз. Хотя, когда она приедет снова, наверное, уже и так все будет видно.

Сойдя с электрички и проехав несколько остановок на метро до своей станции, Юля зашла в магазин и, купив йогурты, неспешно направилась к дому. На часах уже было почти восемь вечера и желательно было пораньше лечь спать, однако так как все выходные она отсутствовала, придется заняться стиркой. И еще неизвестно, высохнет ли до утра форменная рубашка или придется сушить ее феном, а потом еще и гладить. Да, совсем скоро она уже не влезет в форменную одежду. Что же будет через месяц-другой? Впрочем, какая разница, все равно же придется всем сказать — и главбухше, и девчонкам. Хотя они и так, наверное, догадались уже. Кто-то ходит всю беременность, практически не замечая своего положения, а ее организм пока что-то никак не адаптируется. Утренняя рвота уже стала постоянным и неизменным атрибутом начала ее дня и теперь не могла застать ее врасплох, а на непредвиденные случаи возле кровати всегда был дежурный тазик. Теперь, когда она мысленно приняла свое положение, кажется, даже тошнота стала меньше или просто уже так не раздражала, а воспринималась как должное. Есть по-прежнему не хотелось, и все, что девушка могла в себя впихнуть — эти легкие йогурты. Но и это был прогресс — первые-то дни она вообще могла только воду пить и то…