Александра Ронис - Тебе меня не сломить

Уже свернув во двор, Юля подняла глаза и увидела маму Максима, которая вышла из подъезда и шла ей навстречу. Еще достаточно молодая и всегда ухоженная женщина выглядела постаревшей, с седыми волосами на голове и глубокими морщинами вокруг глаз. Кажется, она даже не узнала Юлю и прошла мимо, глядя куда-то перед собой потускневшим взглядом.

— Ирина Анатольевна, здравствуйте, — остановившись, негромко окликнула ее Юля.

— А, здравствуй, Юля… Здравствуй… Как ты? — тоже останавливаясь и оглядывая ее, растерянно проговорила женщина и, не дожидаясь ответа, продолжила: — А я, знаешь, решила переехать отсюда. Не могу. Все о Максиме напоминает. Двор, друзья, соседи… Не могу… До сих пор поверить не могу, что его больше нет… Видимо, ей хотелось выговориться, только не с кем было.

— Ирина Анатольевна, а что говорит следователь? Они хоть ищут того, кто это сделал? — с трудом сдерживая слезы, спросила Юля.

— Что сделал, Юленька? Максим сказал, что сам упал и ударился. Никого они не ищут, — горько вздохнула женщина, отводя взгляд, и растерянно добавила: — А мы теперь и не узнаем, как оно было на самом деле…

Сам ударился?! Юля-то знала, что это не так! А если она пойдет к следователю и все ему расскажет? Ничего не будет. Еще ее же и привлекут за ложные показания. Ей ли тягаться со Степновым? Тем более, в ее-то положении. Кто знает, на что он способен? Сейчас он думает, что она, вероятно, сделает аборт, а если узнает, что это не так… Он же так настойчиво интересовался, кто является отцом, предлагал деньги на аборт и явно не обрадуется тому, что она приняла совсем другое решение. От одной мысли об этом по телу пробежали мурашки, и сердце застучало еще быстрее. Нет, не нужно об этом думать.

Откуда он узнает? Предложил деньги и теперь будет жить дальше со спокойной совестью.

— Ну, прощай… Пойду я, — откуда-то издалека донеслись до нее слова мамы Максима, и, вынырнув из своих тяжелых мыслей, девушка подняла на нее глаза, но не знала, что сказать, слова застряли где-то в горле вместе со слезами.

Развернувшись, женщина пошла прочь, а Юля так и осталась стоять на месте, застывшим взглядом глядя ей вслед.

Квартира встретила ее тишиной. Скинув босоножки и бросив сумку в холле, Юля прошла в комнату и легла на кровать. Даже не столь долгая дорога из Подмосковья совершенно лишила ее сил, привычно мутило, и слегка кружилась голова. Совершенно не было желания что-либо делать, только одно — провалиться в сон и, желательно, без сновидений. Однако если она не постирает рубашку, то завтра ей просто нечего будет надеть на работе, да и, несмотря на тошноту, не мешало бы хоть что-то поесть. Думать-то теперь нужно не только о себе.

На город опустился душный июльский вечер, во дворе чуть слышно забренчали гитары. С трудом поднявшись, девушка переоделась в домашнюю одежду и, заставив себя съесть йогурт и бутерброд с сыром, пошла стирать форменную рубашку. После чего, собрав другую грязную одежду, загрузила машинку и немного прибралась в квартире. В итоге спать она легла только в двенадцатом часу ночи и, несмотря на усталость и плохое самочувствие, долго ворочалась, пытаясь уснуть. Мысль о том, что она так и не сказала отцу правду, не давала ей покоя, а в душе застыла странная, давящая тревога, которая ее пугала.

Несколько раз Юля брала в руки телефон с намерением набрать номер отца, но каждый раз одергивала себя, убеждая, что ни к чему звонить ему среди ночи, только лишний раз заставлять нервничать. Она поедет к нему в следующие выходные, соберется с волей и все ему расскажет.

А утром, едва она пришла на работу и села за свои расчеты, зазвонил мобильник. Незнакомый номер, чужой монотонный голос: «выехал на встречку», «разбился», «насмерть». Юля слушала его, не в состоянии сопоставить все эти слова воедино, не в силах до конца понять, что речь идет об ее отце. Кажется, она даже что-то ответила, нажала на кнопку отбоя, положила телефон на стол, и все закружилось перед глазами.

— Юля? Юлька, ты что?! — подскочила к ней Татьяна, которая из-за острой нехватки бурной личной жизни имела привычку всегда прислушиваться к чужим телефонным разговорам. Последние пару минут она с интересом следила за Юлей, которая в какой-то миг стала белее мела.

Юля сидела, невидящим взглядом уставившись в одну точку, не в силах пошевелиться, словно тело было парализовано, даже слез не было. Лишь тупое отрицание — нет, нет, это ошибка…

Она не помнила, как ходила к главбухше, что говорила. Кажется, все же расплакалась и невольно, неосознанно тянула руку к животу, словно ища поддержки у того, кто там находился. Всегда сдержанная и строгая Ольга Александровна даже приобняла ее, слегка прижав к себе, погладила по голове, затем позвонила в диспетчерскую, попросив, чтобы кто-нибудь из водителей довез Юлю до дома.

В такой же мутной дымке прошли и следующие три дня. Начальство и сослуживцы отца помогли с деньгами и организацией похорон. Одной в большом пустом доме было страшно, и эти несколько ночей Юля провела у соседки, одинокой бабульки, которую знала с детства.

Коллеги отца приносили ей соболезнования, смотрели сочувственно и говорили примерно одно и то же: «обычная авария, плохо освещенная трасса», «он ехал на большой скорости», «видимо, заело тормоза либо кто-то вылетел на встречку», «машина резко свернула в сторону обочины, влетев в столб», «смерть наступила мгновенно». На этом участке трассы не было камер видеонаблюдения, свидетелей аварии тоже не нашлось. Следствие не закончено, но затянется надолго и вряд ли что-то выявит. Признаков насильственной смерти не обнаружено, алкоголя в крови тоже, следы вмятин от другого автомобиля отсутствуют, соответственно, второго участника ДТП не было. Просто трагическое стечение обстоятельств.

Каких-то два месяца назад Юля думала, что хуже того, что случилось в Мневниках, быть не может. Оказалось, может, еще как может. Тогда было трудно, больно, но она пережила. А как же теперь? Ведь она столько надежд возлагала на своего отца, что он поймет, поддержит, приободрит. Сейчас в голове крутилась одна мысль: «Как жить дальше?». Единственного человека, который мог ее защитить и поддержать, уже нет. А она теперь отвечает не только за себя, но и за не рожденного ребенка. Как жить? Где жить? На что жить? Все-таки, сделать аборт? Ребенок теперь для нее обуза. По срокам она еще может успеть. И тут же устыдилась своих мыслей, разве ребенок может быть обузой? Теперь единственным близким человеком для нее будет ее сын… или дочь…

Время тянулось, словно кто-то нарочно замедлял его бег или переводил стрелки назад. Картинки, выдаваемые воображением, и воспоминания тускнели и уже не так часто возникали перед глазами, но все также мелькали в его снах, от которых Саша просыпался среди ночи в холодном поту, принимал очередную дозу алкоголя и уже не ложился до самого утра. Рабочие будни проходили быстрее, а вот выходные в пустой квартире сводили его с ума, вынуждая отправляться в развлекательные заведения. Алкоголь позволял забыться лишь на непродолжительное время, случайные девки помогали снять физическое напряжение, но ничто не могло окончательно успокоить воспаленный мозг. Его собственное негласное расследование медленно, но верно зашло в тупик.