Олег Рой - Запасной козырь

— Ну рисовал, и что? О такой модели любой художник только мечтать может. Она же один в один с девушками Боттичелли. Слышала про такого?

— Конечно, — радостно закивала Анджела. — Каждую неделю про него слышу. У меня брат за «Манчестер сити», говорит, что этот парень скоро суперзвездой футбола станет. Понятно, что с девушками у него нет проблем. Наверняка сплошные модели.

Глеб от изумления даже рот открыл. Но смеяться не стал.

— Вообще-то я художника имел в виду. Сандро Боттичелли, жил пятьсот лет назад.

— А, ну так это я перепутала, — ничуть не огорчилась Анджела. — Значит, они однофамильцы. Или, может, даже твой художник — прадедушка этого футболиста, — она нахмурилась, что-то сосредоточенно соображая, даже ноготь грызть начала, не пожалев недешевого маникюра. — Только… странно… нестыковочка одна выходит.

— Всего одна? — с самым серьезным выражением лица уточнил Глеб.

— Ага, — подтвердила Анджела. — Но серьезная.

— Давай, выкладывай! Я готов к самому худшему, — ему стало по-настоящему любопытно, что еще выдаст эта красотка. Такая каша в голове, никакой цирк не сравнится, честное слово!

— Прикинь, он негр! А пятьсот лет назад негров же не было? Но он точно негр!

— Кто негр, Боттичелли? — переспросил Глеб, прилагая титанические усилия, чтобы не расхохотаться.

— Ну да, я ж говорю! Там, я вспомнила, тема такая… Он вообще приемный ребенок. А родители у него — итальянцы. Они типа его на воспитание взяли. Короче, по-нашему этот парень — приблуда. Так что твой художник точно не его прадед. Или твой художник тоже негр? Хотя нет, погоди… Это ж родителей фамилия, так что, может, твой художник их прадедушка, а футболист — так… Тогда художник твой, может, и не негр. Правильно?

Глеб расхохотался:

— Ну ты даешь, Анжелка! До такого, наверное, никто не додумался бы. Только твоя очаровательная головка, в которой бродят негры, футболисты и модели. Причем в таких количествах, что свободного пространства не остается.

Для Анджелы это было слишком сложно: вот поди пойми, что он сказал — комплимент или гадость? Она скорчила обиженную мордочку — это ей всегда отлично удавалось.

— Да ну тебя! Специально подкалываешь, да? Я к тебе, можно сказать, с открытой душой, а ты… За мной, знаешь, сколько парней ухаживает? И Гошка из соседней школы, и Армен с бензозаправки, про наших я уж молчу. А ты… Делаешь вид, что важнее твоих картинок ничего в жизни нет. Просвистишь свое счастье, потом будешь локти кусать.

После подобного монолога Глебу полагалось немедленно прозреть, обалдеть от падающей ему в руки красоты и начать… Хм… Что же он начнет?.. Да ничего интересного! Портретики малевать станет. Даже обнять, скорее всего, не догадается. До поцелуев дело уж точно не дойдет… Эх, зря она с ним время теряет, надо было сразу с Арменом крутить, у того и тачка крутая, и по ресторанам готов водить… Зато Глеб симпатичный, не чета Армену…

— Да, Анжел, тут ты в точку попала, — Глеб покачал головой. — Только я не вид делаю. Важнее картинок для меня действительно ничего нет. И Алена — это действительно только видение с картин Боттичелли. Правда, он был не негр, а самый что ни на есть итальянец. И уж наверняка не футболист. Хотя бы потому, что футбол придумали лет на триста позже. Что обнадеживает. И мне совсем не хочется тебя обижать, но… Вот ты говоришь «картинки»… Знаешь, мой отец — вот кто был настоящим художником. Но судьба — такая штука…

— А что с ним случилось? — прошептала Анджела, потрясенная первым, кажется, в своей жизни по-настоящему серьезным, как у взрослых, разговором. Она даже поднялась со своего «трона». — Он в аварию попал? И больше не рисовал? Ослеп? — она зажала ладошками рот, точно сама испугалась вырвавшихся слов.

— Как поглядишь, то, может, лучше бы и ослеп, — горько усмехнулся Глеб. — Родился он не в том месте и не в то время. Такой талант был, а… Точнее, талант-то никуда не делся, а душа вся выгорела. А без души какой художник?! Давняя история, нас с Борькой на свете еще не было. Но когда отец узнал, что меня к рисунку тянет, это я еще мелкий был, и что есть у меня к этому… ну… что-то есть, в общем. Для него это такое счастье… Как будто он жить заново начал. Так неужели я могу эти ожидания обмануть? Да мне и самому, если честно… Вот и получается, что картинки — действительно самое главное в моей жизни.

Анджела притихла. Глеб говорил, казалось, не с ней, а с самим собой. Это было немного обидно и даже, пожалуй, страшновато. И как изменить эту ситуацию, она не знала.

К счастью, где-то неподалеку раздавались голоса.

— Слышишь? — Анджела потянула его за руку. — Нас уже ищут. Пошли, а то неудобно, еще подумают чего… В другой раз дорасскажешь — и про отца, и про картинки. Хорошо?

Глеб зябко повел плечами, поднял с пенька помятый пиджак и решительно зашагал на голоса. Но вдруг остановился:

— Ты прости, Анжел, другого раза не будет. Ты лучше этим займись, как его, Гошей из соседней школы. Он-то, я уверен, только счастлив будет.

— Подумаешь, какой! — прошептала девушка ему вслед. — Это мы еще посмотрим, кто будет счастлив. А Гоша… Гоша никуда не денется…

«Счастливая эта Анжелка, — думал Глеб, перескакивая через коряги. — Ей что Боттичелли, что Балотелли — один черт. Лишь бы все от ее новой прически ахнули».

Сухих дров найти не удалось, поэтому разведенный на поляне костер трещал, сыпал искрами и дымил. Пламени же видно почти не было: солнце уже взошло, и спорить с его лучами костру было не по силам.

— Ну что ты переживаешь? — Сергей Валерьевич обнял жену. — Полный город выпускников вперемешку с усиленными нарядами милиции.

— Ну все-то вместе, и Марат Измайлович с ними поехал. А Борис с Аленой в одиночку куда-то… Да еще и телефон он дома забыл.

— Ох, как же мы двадцать лет назад без мобильных жили? Представь, каково нашим родителям было?

— Кстати, о телефонах, — разулыбался стоявший рядом Антон Дмитриевич. — Не хотел говорить, но, Машенька, просто чтоб ты так не нервничала. У Алены есть мобильник, я ей сегодня в честь вручения аттестата зрелости подарил. Вместо того, который…

— Который она потеряла, — перебила его Екатерина Борисовна. — Потеряла, Антош. Давай оставим эту версию. И давайте, что ли, закатимся куда-нибудь, раз у нас дети теперь взрослые? В какой-нибудь симпатичный кабачок… гульнем… как в молодости…

— Кать, тебе именно в кабачок хочется или гульнуть? — уточнил Сергей Валерьевич.

— А что, есть варианты? — удивилась она.

— Ну, ты сказала «как в молодости», я вспомнил, как мы по крышам шастали. У меня как раз ключ от крыши с собой. В смысле, от крыши бизнес-центра, где офис моей конторы. В здании тридцать пять этажей, таких во времена нашей молодости, кажется, и не было. Представляете, какой там рассвет?