Агата Кристи - Кривой дом (сборник)

— Я так не думаю. Выяснили, какой яд был в какао?

— Думаю, дигиталин. Тетя Эдит принимает это лекарство от сердечных болей. У нее была полная бутылочка таблеток— теперь она пуста.

— Ей следовало держать такие вещи под замком. Особенно теперь, в этой ситуации.

— Она запирала, но, видимо, тот, кому это было нужно, узнал, где она держит ключ.

— Кому-то? Но кому?

Я опять взглянул на багаж.

— Они не должны уезжать, надо запретить им это.

Софья удивилась:

— Роджер и Клеменс? Чарльз, вы не думаете...

— А что вы думаете?

Она беспомощно развела руками.

— Я не знаю,— прошептала Софья,— но это кошмар.

— Да, именно это я и сказал Тавернеру, когда мы ехали сюда.

— Жить среди людей, близких тебе, смотреть на их лица, которые вдруг меняются, становятся чужими, жестокими-,. Пойдемте на улицу, Чарльз, там безопасней... Я боюсь оставаться в этом доме.

Мы очень долго пробыли в саду. По молчаливому соглашению мы не касались ужаса, который навис над нами.

Софья с любовью говорила о покойной няне, об играх детства, о том, как Нэнни рассказывала им о детях старого Леонидаса.

— Они были и ее детьми. Она их вырастила, потом ушла на покой. Она вернулась к нам во время войны, чтобы помочь вырастить Юстаса и Жозефину.

Софье доставляло удовольствие говорить о Нэнни, и я поддерживал этот разговор.

Интересно, думал я, чем занимается Тавернер. Наверное, допрашивает обитателей дома.

Отъехала машина с полицейским фотографом, и вскоре подошла карета скорой помощи. Софья вздрогнула.

Потом карета скорой помощи отъехала, и мы поняли, что Нэнни увезли на вскрытие.

А мы все ходили и говорили, и наши слова все больше и больше скрывали наши мысли.

Наконец Софья сказала:

— Наверное, уже очень поздно. Смотрите, как стемнело. Надо идти домой. Тетя Эдит и Жозефина еще не вернулись... им давно пора бы приехать...

Какое-то. смутное беспокойство овладело мной. Что случилось? А может быть, Эдит специально держит ребенка подальше от Кривого дома?

Мы вошли в дом. Софья задернула шторы, зажгла свет. Горел камин, большая гостиная выглядела уютной и нарядной. Софья позвонила, и горничная принесла чай. У нее были красные глаза, и она всхлипывала. Я заметил, что у нее испуганный вид и она все время оглядывается.

Магда вышла к нам, а Филиппу чай отправили в библиотеку. Магда изображала олицетворение горя. Она почти все время молчала. Только рассеянно сказала:

— Где же Эдит и Жозефина? Уже очень поздно, а их нет.

Мое беспокойство все увеличивалось. Я спросил о Тавернере, и Магда ответила, что он, наверное, еще не уехал. Я нашел его и сказал, что очень беспокоюсь об Эдит и девочке.

Он сейчас же позвонил по телефону и дал соответствующие распоряжения.

— Я дам вам знать, если что-нибудь прояснится,— пообещал инспектор.

Я поблагодарил его и вернулся в гостиную, где застал Софью и Юстаса. Магда уже ушла.

— Тавернер скажет нам, если что-нибудь узнает,— успокоил я Софью.

Она тихо сказала:

— Что-то случилось, Чарльз. Я чувствую, что-то случилось.

— Дорогая моя, еще не так поздно,— попытался я снова успокоить ее.

— О чем ты беспокоишься, Софья? — сказал Юстас,—Они, наверное, пошли в кино.— Он, как всегда, неторопливо вышел из комнаты.

— Она могла отвезти Жозефину в Лондон, или они остались на ночь в отеле в Лонгбридже. Я думаю, Эдит прекрасно понимала, что ребенок в опасности, может быть, даже лучше, чем мы.

— Она поцеловала меня на прощанье...— сказала Софья задумчиво.

Я не совсем понял связь ее беспокойства с последним замечанием по поводу поцелуя и спросил, беспокоится ли Магда.

— Мама? Нет. У нее нет чувства времени. Она теперь готовит новую пьесу Джонса «Женщина распоряжается». Довольно слабая пьеса, но в ней интересная женская роль героини, которая мечтала быть вдовой.

Мы замолчали и делали вид, что читаем. В половине седьмого в гостиную вошел Тавернер. Выражение его лица подготовило нас к тому, что он собирался сказать.

Софья встала.

— Да? — спросила она изменившимся голосом.

— Очень сожалею, но я принес вам дурные вести. Мотоциклист сообщил, что он видел «форд» с похожим номером на шоссе, которое сворачивает на лесную дорогу у Флекспур Хит.

— Боже мой! Только не на дорогу, ведущую в каменоломню!

К сожалению, мисс Леонидас, на ту самую. Машину нашли именно там, Они обе мертвы. К счастью, смерть наступила мгновенно.

— Жозефина! — закричала Магда с порога.-—Мое дорогое дитя!

Софья подошла и обняла.ее.

— Подождите минуту,—сказал я.-—Я что-то вспомнил. Эдит перед отъездом писала письма и, когда она вошла в холл, держала их в руке. Но когда садилась в машину, их уже не было.

Я вбежал в холл и подошел к длинному дубовому комоду Там они и лежали, едва заметные под большим медным чайником. Один конверт был адресован инспектору Тавернеру. Он вошел вслед за мной. Я отдал ему письмо и, стоя рядом, прочел:

«Я предполагаю, что это завещание найдут после моей смерти. Не хочу входить в подробности, но беру на себя полную ответственность за убийство Аристида Леонидас а и Джанет Роу (Нэнни).

Торжественно объявляю, что Бренда Леонидас и Лоуренс Браун не причастны к убийству Леонидаса.

Справка доктора Майкла Клависа, Харлей-стрит, 783, подтвердит, что мне осталось жить всего несколько месяцев, Я предпочитаю покончить с жизнью именно таким образом и тем самым избавить двух невинных людей от обвинения в убийстве, которого они не совершали.

Я в здравом уме и памяти и полностью осознаю, что пишу и делаю.

Эдит Эльфрида де Хэвиленд».

Когда я кончил читать, то увидел, что и Софья стоит со мной рядом.

— Тетя Эдит...— прошептала она.

Я вспомнил, как однажды в саду видел Эдит, безжалостно втаптывающую в землю барвинок. В моем мозгу промелькнули все подозрительные обстоятельства, связывающие Эдит с убийством старого Леонидаса... Ну а Жозефина?

— Но при чем тут Жозефина? — высказала Софья мысль, которая не давала мне покоя.

Зачем она взяла с собой Жозефину? Какой мог быть у нее повод убивать старую няньку? И вдруг я все понял. Взглянув на второе письмо, я увидел на конверте свое имя. Оно было гораздо толще первого, и мне подумалось, что я знаю, о чем оно.

Я разорвал конверт и оттуда вывалилась черная записная книжка. Я поднял ее с пола. Она раскрылась при падении, и я увидел первую запись... Как бы издалека я услышал голос Софьи:

— Мы все перепутали, Эдит этого не делала.

— Нет.

Софья подошла ближе и прошептала:

— Это Жозефина, да?

Мы вместе прочли первую запись, сделанную неровным детским почерком:

«Сегодня я убила дедушку...»