Зуфар Фаткудинов - Убийство в старом доме

И тут Данишев вспомнил рассказ своего соседа Винокурова о том, что у них в подвале какие-то лица вели раскопки! «Есть ли связь между всеми этими раскопками? — подумал он. — И что здесь и там искали? Совпадают ли по времени эти события? Связаны ли эти раскопки с убийством?»

Пока следователь размышлял и тщательно осматривал грунт, пытаясь определить время раскопок, наверху послышались чьи-то шаги, скрипнули половицы в сенях. Он насторожился, пытаясь понять, кому и что здесь понадобилось.

Сверху оглушительно, как показалось Назипу, захлопнулась крышка люка, ведущего в подвал.

Сотрудник милиции мгновенно рванулся вверх по лестнице, но сильно ударился головой о нависавшую балку: в глазах потемнело, и он бессильно присел. Сквозь боль на короткое время затмившую сознание и слух, стало явственно доноситься, как кто-то заваливал люк.

Превозмогая боль и зло ругаясь, больше от обиды, чем от страха быть заживо погребенным, он полез наверх.

— Откройте немедленно люк! — крикнул Данишев незнакомым для себя голосом, вытаскивая оружие.

Наверху все замерло.

— Буду стрелять!

Снова послышался грохот падающих предметов. «Гады, заваливают!» И лейтенант несколько раз выстрелил.

Тотчас все стихло.

Назип уперся обеими руками о крышку и, изо всех сил напрягаясь, как штангист, начал поднимать ее над головой. Сначала образовалась щель, затем с люка что-то с грохотом упало. Наконец ему удалось открыть крышку и благополучно выбраться из этого кратковременного заточения. Он бросился осматривать дом — никого не обнаружил. Ничего не было ни во дворе, ни на улице. Неизвестный человек, словно привидение, таинственно исчез.

Следователь осторожно, озираясь по сторонам, готовый в любую минуту к нападению, вернулся в сени, осмотрел огромный, обитый железом сундук, которым кто-то пытался заточить его в подвале. В сенях на полу обнаружил еле заметный белый отпечаток обуви: кто-то наступал на известь. Но где эта известь?!

«Кто же это был? Значит, следили?! А может, случайно?»

Он вышел на крыльцо, нервное напряжение не спадало; обошел еще раз двор, внимательно осматривая забор. Данишев обратил внимание на примятую траву у забора, за которым возвышался серой зубчатой скалой готический фасад дома, где он жил сам. Данишев подошел к забору, потрогал посеревшие от дождей доски: две из них внизу не были приколочены! Он пролез в щель. С обратной стороны одна из раздвигающихся досок у самого основания была чуть заметно испачкана известью. Данишев внимательно осмотрел доски забора и направился по еле заметной тропинке к кирпичной ограде, затем свернул направо. Остановился. Посмотрел по сторонам, взглянул на окна своей комнатушки, куда недавно вселился, и направился к подъезду дома. Рядом у входа в подъезд стояли емкости со строительным материалом. «Ага, никак ремонт квартир затевают, — подумал Назип, подходя к каменным ступенькам подъезда. — А утром еще их не было».

Одна из крайних бочек, что ближе к подъезду, прохудилась: из нее просачивалась известковая вода и у подъезда образовалась небольшая белая как молоко лужица. Назип отчетливо увидел, что кто-то нечаянно наступил на краешек этой лужи. Следы вели в сторону дома Цветовой. От волнения Данишев вспотел. Он вернулся назад в сени, измерил и срисовал отпечаток обуви, но уже при понятых.

«Кто же это был? Почему неизвестный прошел через двор нашего дома, а не через калитку? Значит, следил отсюда!»

Потом лейтенант заспешил в подвал своего дома; там обнаружил знакомый характер раскопок: неширокие, но глубокие (метра на полтора) квадратные ямы, вырытые в шахматном порядке (как и в подвале дома для дворовой челяди, где было совершено убийство!). Его охватил нервный озноб, похожий на тот, какой однажды испытал после схватки ночью с преступниками: когда был тяжело ранен его товарищ по наряду. Следователь чувствовал: именно эти раскопки — ключ к разгадке мотива убийства Цветовой. А это, как он считал, уже было своеобразным указателем на пути к цели. Во всяком случае, Данишев рассчитывал построить прочную, как железная дорога, версию, которая неизбежно приведет следственный поезд к станции назначения.

Он по-мальчишечьи, будто наперегонки с кем-то, влетел, запыхавшись, на пятый этаж. Стал поспешно доставать ключ от входной двери, но дверь вдруг распахнулась — перед ним стоял рослый с опухшим от пьянки серым лицом мужчина. То был Мурадов, сосед, с которым он уже виделся в коммунальной квартире, Мурадов бегло окинул его взглядом и, словно раздирая слипшиеся губы, с трудом открыл без двух передних зубов рот и хрипло прошепелявил:

— А... Сосед. Куда летишь?

— Домой.

Мурадов медленно отошел в сторону, настороженно вглядываясь в лицо своего нового соседа.

«А неприятный, липкий у него взгляд», — подумал Назип, направляясь в комнату к Винокурову.

Анатолий Григорьевич, поминутно зевая после обеденного сна, никак не мог взять в толк, зачем к нему явился этот молодой человек. Он вздыхал, охал, потом наконец сел на край кровати.

— Дак, говорите, кто копал у нас в подвале? А бес его знает. Слышал даже, что эти неизвестные маски надевали, чтоб не узнали... — Винокуров краешком простыни вытер слезы, выдавленные нещадной зевотой. — Почему, спрашиваете, копали неизвестные лица в подвале сего дома? Вишь ли, мил человек, хозяин этого дома был богатейшим тузом на всю округу. А бежал он отсюда, говорят, в одних подштанниках. Как убежал — так и сгинул. А деньжищи-то не держал в банке. Это уж я вам как финансист скажу...

— Откуда вы это знаете? — не вытерпел Данишев.

Подавив очередную зевоту, старик прикрыл ладонью рот:

— Это мой учитель — царство ему небесное — мне говорил. Он у него служил... он все знал...

— Выходит, этот туз деньги при себе держал? — предположил следователь.

— Выходит, да не совсем. Ведь он с собой их не прихватил.

— А это откуда известно?..

— Молва, мил человек. Молва... Оба помолчали.

— Что нагишом бежал, об этом как будто бы его кучер говорил. Ну, а народ ведь смекалистый, мил человек. Особенно до чужих денег...

— Вы-то, Анатолий Григорьевич, как считаете?

— Моя думка такова: зарыл он, хозяин-то, капиталец. Одним словом — спрятал. Вот всякие авантюристы и рыскали как голодные шакалы по нашему дому. — Винокуров перестал зевать, и в его глазах появился холодный блеск. — А этот... как его, ну... кучер хозяина дома, жил, говорят, в той самой квартире на первом этаже, которую позднее предоставили мне. Вот так, мил человек.

— А как фамилия этого кучера?

— Чего не знаю, мил человек, того не знаю. Тут в этом доме есть старожилы, живут с двадцатых годов...

Винокуров ничего толком не знал про Цветову, только слышал, что она, как он выразился, рассчиталась с жизнью в этом бренном мире по собственному желанию.